|
Когда я думаю, что хуже быть уже не может, детектив Метсон обвиняет меня в том, что я обидел Джесс. — Ведь это ты тащил Джесс за руки, верно? Я не тащил. Так ему и сказал. — А душил? Ты же не станешь врать, что не делал этого? Я, разумеется, знаю ответ, но он увяз в болоте синтаксиса. Представьте, что вас пригласили на обед. «Не желаете последний кусочек бифштекса?» — когда, конечно же, вы желаете. Если ответите «да» — это означает, что вы желаете последний кусочек бифштекса? Или что не желаете? — Почему ты ее задушил? Вы повздорили? Она сказала что-то, что тебе не понравилось? Если бы Джесс была сейчас рядом, она бы сказала: «Сделай глубокий вдох. Скажи собеседнику, чтобы он говорил помедленнее, — посоветовала бы она. — Скажи, что ты его не понимаешь». Только Джесс сейчас рядом нет. — Я не душил Джесс, — наконец удается произнести мне. Это истинная правда. Но лицо у меня горит, а изо рта как будто сыплются опилки. Однажды в детстве, когда Тео обозвал меня моральным уродом, я бросил в него диванной подушкой, но вместо брата попал в лампу, которую мама получила еще от своей бабушки. «Как это произошло?» — спросила мама, когда вновь обрела способность разговаривать. «Подушка сбила ее со стола». Это была чистая правда, но мама замахнулась и отвесила мне оплеуху. Я не помню, было ли мне больно. Но я помню, что был настолько ошарашен, что подумал: «Моя кожа сейчас растает». И хотя позже она извинилась, внутри у меня что-то перемкнуло: говорить правду означает быть свободным, разве нет? Тогда почему я попал в переплет, когда сказал одной молодой мамаше, что ее ребенок похож на обезьянку? Или когда в знак «братской» помощи прочел доклад другого ученика и заявил, что он ужасен? Или когда признался маме, что чувствую себя пришельцем с другой планеты, которого послали на землю изучать семьи, поскольку я никогда не чувствовал себя по-настоящему членом семьи Хант? А сейчас? — Ты душил ее, пока она не умерла? Ты ударил ее по лицу? Я вспоминаю Люси и Этель на кондитерской фабрике. О том случае, когда я вошел в океан и не смог увернуться от набегающих волн, а они, хлынув на берег, сбили меня с ног. В «Блюстителях порядка» детективы допрашивают подозреваемых и те, в конечном счете, всегда «раскалываются» перед весомыми, неопровержимыми уликами. Все идет не так, как я планировал. Или мой план сработал слишком хорошо? Я никогда не желал зла Джесс, поэтому следующий вопрос — как нож в сердце. — Почему же тогда у нее выбит зуб? — спрашивает детектив Метсон. — 127 —
|