образом жизни, мечтая вырваться из приюта, он рассказывал свою историю случайному страннику, которого ему вряд ли суждено было когда-нибудь встретить снова. По настроению эта история была похожа на ту, что прочел им редактор. По содержанию - на ту, которую Вилли за много лет поведал отец. Рассказ, вышедший из-под пера Вилли, поразил его самого. Он позволил ему по-новому взглянуть на его семью и его жизнь, и за следующие несколько дней Вилли нашел материал для многих других рассказов нового типа. Эти рассказы словно ждали его; он удивлялся тому, что не замечал их прежде; и он быстро писал в течение трех-четырех недель. Потом писание навело его на трудную территорию; он не смел взглянуть в глаза проблемам, которые начали перед ним вставать, и прекратил работу. На этом все кончилось. Больше он ничего не мог сочинить. Источник вдохновения, связанный с фильмами, иссяк еще раньше. Пока он действовал, писать было так легко, что Вилли порой волновался, а не делают ли другие то же самое - не извлекают ли они темы для рассказов и драматические ситуации из "Высокой Сьерры", "Белого накала" и "Детства Максима Горького". Теперь, когда ничего больше не происходило, он не мог понять, как ему удалось написать то, что он написал. Всего у него получилось двадцать шесть рассказов. Вместе они заняли примерно сто восемьдесят страниц, и он был разочарован тем, что столько идей, столько труда и столько переживаний дали в конце концов такой небольшой объем. Но Роджер счел, что для книги этого достаточно и что написанные Вилли рассказы представляют собой законченный цикл. Он сказал: - Поздние рассказы больше обращены внутрь, но мне это нравится. Мне нравится, как книга растет и расширяется. В ней больше тайны и больше чувства, чем ты полагаешь, Вилли. Она очень хороша. Но, пожалуйста, не думай, что это означает славу. Роджер начал посылать книгу знакомым издателям. Каждые две-три недели — 93 —
|