Полужизнь

крохотного, низкого, с плоским фасадом. Объясняя эту покупку, Роджер сказал:

"У меня был небольшой капитал. Чуть меньше четырех тысяч фунтов. Я решил,

что лучше всего вложить его в лондонскую недвижимость". Роджер говорил о

крошечном домике и подчеркивал скромность своих средств, но Вилли был

потрясен, и не только четырьмя тысячами фунтов, но и уверенностью Роджера,

его знаниями и словами, которые он употреблял: "капитал", "недвижимость". И

- так же как, спускаясь по Кингзуэю к Буш-Хаусу, чтобы записать рассказ о

своем индийско-христианском происхождении, Вилли впервые ощутил силу и

могущество довоенной Англии - теперь, благодаря своей дружбе с Роджером, он

почувствовал, что постепенно начинает видеть сквозь многие запертые двери,

и перед ним смутно забрезжил новый образ Англии, очень далекой от студентов

его колледжа и прожигателей жизни из кругов иммигрантской богемы в Ноттинг-

хилле.

Однажды Перси Кейто сказал Вилли с нарочито утрированным ямайским

акцентом:

- Чтой-то стряслось, братишка Вилли? Видать, какая-то девчонка так

подсластила тебе жизнь, что ты совсем позабыл своего старого дружка Перси. -

Потом, уже нормальным голосом, добавил: - Джун про тебя спрашивала.

Вилли подумал о комнате, в которую она его водила. Наверняка они с

Перси часто там встречались. Он вспомнил грязный туалет и чернокожего

человечка, который так ими заинтересовался, - человечка, явно только что

прибывшего с островов, все еще в широкополой ямайской шляпе и старых,

рассчитанных на жару штанах от костюма "зут". Теперь он смотрел на то, что

произошло тогда, словно издалека. А в обществе Роджера это и вовсе казалось

тайной за семью печатями.

Как-то Роджер сказал ему:

- Я до сих пор не имею понятия о том, какие у тебя планы. Может, ты

собираешься заняться фамильным бизнесом? Ты случайно не из богатых

бездельников?

Вилли давно уже научился скрывать замешательство, которое вызывали у