|
Туман исчезает — и у нас захватывает дух. — Ты посмотри, какой вид — вот где гламур-то! Настоящая картина будущего: «Бэнк оф Америка», «Интел», «Трансамерика»... А там, на другой стороне залива, в Окленде, атомные авианосцы, и ко всему этому еще тектонические разломы, так что в любой момент жди землетрясения... Какой город —воплощение прогресса! Потом мы останавливались выпить капучино неподалеку от Циклотрон-роуд и Лоренсовского исследовательского ядерного центра, на какой-то чумовой улочке в самой пуповине вольнодумного Беркли. Стефани звонит во Францию: Ночка, кошечка Моник, все еще барахтается между жизнью и смертью. Следующий пункт программы: паломничество в Купертино, где находится штаб-квартира компьютерной корпорации «Эппл», и оттуда в Силиконовую долину — Лос-Альтос, Сашшвейл, Пало-Альто: машины в двадцать рядов мчатся мимо пламенеющих эвкалиптов. Круто, круто, круто! Мы едем по мосту через залив, и солнце сверкает в уцелевших после землетрясения 1989 года фрагментах автострады, поднятых навстречу небу устоявшими опорами,— чем-то похоже на «сад скульптур» в торговом центре «Риджкрест». — Все, что мне нужно, Стефани,— воздуха вдоволь! Неожиданно мы попадаем в пробку. И, предаваясь вынужденному безделью здесь, на сногсшибательном американском Западе, я невольно перебираю в памяти фотографии отживших свое фабричных городов в других уголках света — целые зоны давно почивших, насквозь проржавевших технологий вроде заводов по производству шарикоподшипников и нафталина (сплошь тетраэтилсвинец, ПХВ, газовая сажа), все еще работающих на битуминозном угле и на идеях, которые давно уже свое отработали,— городов таких огромных и таких мертвых, что в каждом из них сформировалась собственная, абсолютная в своем роде космология обреченного будущего. Я испытываю жалость к таким городам. Примеры? Я словно вижу, как, надрывно крича, расфуфыренные мумии домохозяек барахтаются по-собачьи в гудроновых озерах анти-Питтсбурга. Я предстаатяю себе незрячих призраков-инженеров, толпой склонившихся над проектными чертежами новых железных машин, которые мало-помалу сожрут небо. Я представляю себе салон турбовинтового самолета Британской международной авиакомпании, совершающего рейс, которому не суждено окончиться на земле,— в салоне сидят скелеты-пассажиры, на костях у них добротные шерстяные костюмы, они подносят бокалы с коктейлями к своим ухмыляющимся черепам, сердито причитая и негодуя на свое вечное проклятье, с веселым перестуком ударяясь друг о друга своими малоберцовыми и поднимая тосты в честь черно-белого индустриального пейзажа под крылом — в честь анти-Берлина, анти-Портсмута, анти-Гамильтона, анти-Йокогамы, анти-Гданьска, в то время как их самолет проходит сквозь рыхлые столбы дыма — клубы и клочья двуокисей и горящего времени. — 122 —
|