|
— Нет. Нил докуривает косяк до победного. — Она так считает. До сих пор присылает Норману подарки ко дню рождения. И твои фотографии. Вот почему я тебя узнал.— Ну, и самая последняя затяжечка.—Ты фотограф? — Надеюсь стать профессионалом. Хотим попытать счастья в Лос-Анджелесе. — Щелкни Нормана для Джасмин. У нас тут не помню сколько лет никого с фотоаппаратом не было. — А Норман говорит? Он... Но Нил уже не реагирует. Поплыл. А мне этого жара уже выше крыши. Еще несколько минут я сижу в обществе моего впавшего в ступор биологического 1 Национальный парк, расположенный на пяти островах в Тихом океане, неподалеку от Лос-Анджелеса. отца, потом выметываюсь из парильни и, быстро-быстро перебирая ногами, трушу назад к дому, и воздух холодит мою потную голую спину. Стефани караулит меня снаружи возле огорода. — Когда мы уедем? Давай уедем! — умоляет она, едва завидев меня. — Погоди. Надо хоть промыть волосы от дыма. Есть тут где-нибудь душ — или они моются от дождя до дождя? И мне еще надо сделать снимок. — Пожжалюста, бии-стрей! За углом ребятня сгрудилась у заднего левого колеса Комфортмобиля, дико гикая и улюлюкая, в точности как скейтборд-шантрапа в торговом центре «Риджкрест». — Что за шум, Койот? — спрашиваю я Койота, единственного полубратца, которого я в состоянии идентифицировать. Койот большим пальцем тычет в сторону какого-то тощего оборванца с бородой лопатой, который сидит, скрестив ноги, возле машины и лижет свое отражение на черной краске. — Знакомься: это Норман,— говорит Койот, Заберите меня отсюда. Только час спустя в кафе «У коновязи» в Юкайя, Калифорния, я начинаю приходить в себя после визита в отцовский дом. Кирпично-краеные, топорные, элвисовские рожи посетителей кафе; полки с пирогами со сладкой, липкой, отдающей химией лимонной начинкой: натюрморты с эдельвейсами, намалеванными на лезвиях пил,— казались неоспоримо жизнеутверждающими после предпринятого утром сошествия в безумие. Мы готовы были глотать любую химию — чем больше, тем лучше. — Кофеина — кофеина — кофеина! — нараспев взывал я к официантке. — Сахарина! — вторила мне Стефани. — Пищевых нефтепродуктов! — Сахара-рафинада! — И поскорей! Вырвавшись на трассу, первые три мили мы со Стефани завывали и стонали, как нечистая сила, как будто мы чудом спаслись из лап людоедов. Мы просто ошалели от радости спасения. А всего-то делов: сполоснул голову, сменил одежду и дунул прямиком через все ворота. И теперь нам хочется одного — видеть будущее. Какое угодно. 48 Назавтра: Сан-Франциско, деревянные дома, выкрашенные в цвета детских фантазий. Мы со Стефани пропадаем в пелене тумана, принюхиваясь к асбестовому запаху от перетруженных тормозных колодок Комфортмобиля. — 121 —
|