|
Вокруг пас роятся дети, их беспорядочное мельтешение и мотающиеся из стороны в сторону нестриженые белые золосы создают впечатление, будто ты погрузился в подводный жидкий мир безмозглых рыб. В ругах у них нитки пластмассовых и керамических бус, которыми они потехи ради постоянно Друг с другом обмениваются — словно цепочками генетического материала. В парильню детвору не пускают. Дым выходит через отверстие в крыше. Дух внутри крепкий, соленый, жаркий. Гель у меня в волосах впитывает все запахи, так что после этого эксперимента от меня будет разить, как от копченой лососины. Я пытаюсь пристроиться на обжигающих зад секвойевых досках, пока Нил раскуривает косяк и предлагает мне затянуться. — Нет, спасибо. Мне за руль садиться. Он удивленно поднимает брови. — У молодых нет памяти. Вы неспособны скорбеть о прошлом. — А-а? — Уж эти мне хиппи. Мы сидим и размякаем, Нил вдумчиво курит свой косячок. — Джасмин рассказывала тебе историю про Нормана и велосипед? — спрашивает Нил. — Никогда. — После того как Норман в Санта-Крузе откинулся, пришлось нянчиться с ним как с младенцем. Мы контрабандой привезли его в Британскую Колумбию, на остров Гальяно. — Я как раз оттуда. С Гальяно. Нил призадумывается. — Да? Видел там чего? — Ноль без палочки. От коммуны следа не осталось. Груда камней от дымохода — и всё. А в полумиле уже кондоминиумов понастроили. — Акт исчезновения. Ежевичная тропа осталась? — Еле-еле. Нил затягивается, задерживает дыхание, потом выпускает из себя гадостное облако. — Тропа тогда была почти как дорога — Джасмин по ней и ехала, когда случилась вся эта бодяга с велосипедом. Она была беременна. Тобой. Поехала в деревню в магазин позвонить в Ванкувер. А Норман выскочил ей навстречу: он вопил и отбивался от какого-то врага — не то от папы римского, не то от банковского чиновника из «Ченнел-Айленда»1... Кажется, орал что-то насчет дойчемарок... в общем, он прямо впилился в Джасмин. Оба полетели вверх тормашками.— Снова долгая, проникновенная затяжка. У меня такое ощущение, что волосы мои попросту растворяются.— Они лежали на земле, очумелые, и глотали воздух, как рыбы на берегу... и смотрели в глаза друг другу, будто после любовных объятий... Потом, представь, Норман тянется, тянется и кладет руку на живот Джасмин — на тебя,.. А дальше Норман улыбнулся, задрожал и тихо пошел своей дорогой. После столкновения чиновники из банка за ним гоняться перестали. Он избавился от паранойи — хотя в остальном так и остался «потерянным». Но из-за этого превращения — паранойя-то прошла — Джасмин считает, что ты отмечен печатью благодати. Особенный. Она говорила тебе про твой целительный дар? — 120 —
|