|
— Я завязал с питьем, Тайлер,— говорит Дэн.— Хочу, чтобы мы с тобой снова стали друзьями.— (Снова?) — Не будем поминать старое, начнем сначала, ведь мы семья. Он это серьезно? Бабушка с дедушкой благодушно смотрят на меня, не сомневаясь, что я соглашусь,— не дождутся. Единственный ответ им всем — зыбкие переливы Джасминовых <новоэровских> колокольчиков, доносящиеся из стереосистемы в гостиной. Дэн звучно выпускает воздух. Выдергивает из вазы гиацинт и машет им, рассеивая вонъ, и бабушка с дедушкой смеются до слез. — Слушай, Джас,— говорит Дэн, все больше входя в роль шута — любимца публики,— как твоя новая прическа-то называется, «Новобранец»? Дедушка с бабушкой снова давятся от хохота. А я уже как сваренное в микроволновке яйцо: лопнет, если кто-нибудь вздумает хотя бы дыхнуть на него. Для меня сидеть в нашей кухне рядом с Дэном — значит открыть шлюзы для потока воспоминаний о той поре, когда я был еще пацаном и пытался, всегда безуспешно, наперед вычислить, что же на этот раз вызовет у Дэна приступ ярости — после того, как он за ужином закинет в себя пятую порцию виски и третий кусок жратвы. Я хорошо помню, как Дейзи, Марк и я просто-напросто перестали высказывать свое мнение и проявлять какие-либо эмоции, не желая добровольно поставлять спусковые механизмы, прекрасно вписывавшиеся в его стратегию наращивания вооружений. Я помню, как рядом с ним мы превращались в непроницаемых роботов. Разговор между тем переключается на экономику Ланкастера. — Знаешь, тебе, наверно, не помешало бы опустить пониже планку твоих притязаний, Тайлер,— наставляет меня Дэн, и дедушка одобрительно кивает головой. Верно-верно. Неужели им невдомек, что призывать меня опустить пониже планку — все равно что призывать меня изменить цвет глаз? Я прошу меня извинить и отправляюсь собирать вещи Стефани. В коридоре я наталкиваюсь на Марка, который топчется там с посудиной молочного коктейля — хотел разогреть в микроволновке, но передумал: боится заходить в кухню, пока там Дэн. Я хватаю Марка в охапку и тащу наверх, и он извивается, хихикает и пронзительно визжит. Потом успокаивается и смотрит, как я укладываю вещи. — Можно мне с тобой к Стефани в гостиницу? — Лучше не надо, Марк. — Она больше не будет жить в твоей комнате? — Как получится. — Это потому что Дэн опять переезжает к нам? — Думаю, да. — А можно мне пожить у нее? — И тебе, и Дейзи, и мне — нам всем лучше бы пожить у нее. — А ты будешь опять встречаться с Анной-Луизой? Она мне нравилась. — Дай-ка мне вон тот свитер. Марк рассказывает мне, что власти распорядились откопать товарный состав, некогда захороненный по их приказу неподалеку от заводских корпусов, — товарняк, захороненный еще в сороковые, который был до того токсичным, что проводить очистку не представлялось возможным. И вот теперь армейскими силами поезд собираются эксгумировать, потому что захоронили его недостаточно глубоко. Его разрежут автогеном на кусочки и покидают в самую глубокую яму —глубже еще никогда не рыли — и там уже захоронят навеки. От души желаю армейским силам удачи. — 104 —
|