Пирсинг

Кавасима дотащил обмякшую девушку до дивана и опустил на него ее тело. Глаза ее были полузакрыты и затуманены, рот открыт, губы и зубы все в крови, дыхание слабое и редкое. Он вытер ее банным полотенцем и осмотрел раны, нанесенные ножницами. Кожа на бедрах была проткнута в десяти или более местах, но раны не были глубокими и уже перестали кровоточить. Еще не поздно убить ее. Она лежит перед ним, спокойная и бессильная, и оба ножа с ним, в открытой сумке, под джемпером. Кавасима коснулся одной из ее свежих ран, однако она никак не отреагировала. Она в оцепенении, решил он. Ударить ножом человека в таком состоянии — это все равно, что ударить манекен. Она наверняка даже не удосужится вскрикнуть, когда он будет перерезать ей ахиллово сухожилие, она и смерть примет с тем же отсутствующим выражением лица. «А кроме того, — подумал он, сжимая в левой руке платок, чтобы остановить кровотечение, — кроме того, она одна из нас. Родственная душа. Собираешься ли ты ударить ножом женщину, которая только что превратила в кровавое месиво собственную ногу и которая сейчас лежит перед тобой, похожая на ожившего мертвеца? Лучше отбросить эту нелепую идею. Весь план пошел наперекосяк. Мой костюм промок, на манжетах кровь. Он давно снял перчатки и оставил отпечатки пальцев всюду, где только можно. Левая рука прокушена и кровит. Невозможно будет скрыть эту рану, на ее зубах наверняка найдут клочки моей кожи. Нет, сейчас надо все заканчивать и потом начинать с нуля».

Кавасима снял рубашку и отрезал ножом длинный лоскут. Разрезав на части чистое полотенце для рук, он наложил его в качестве повязки на раны девушки, а поверх перевязал их этим лоскутом. Затем убедился, что кровотечение полностью остановилось. Переодевшись в джинсы и джемпер, он печально покачал головой: купить нож с лезвием длиной в его предплечье и использовать его, чтобы разрезать дешевенькую рубашку, а вовсе не женское ахиллово сухожилие… Глаза девушки были закрыты, ее нагая грудь медленно поднималась и опускалась. но он не мог сказать с уверенностью, что она на самом деле спит. Он вынул из шкафа одеяло и укрыл ее.

Наложив на левую кисть повязку, Кавасима снова завернул и спрятал свои ножи. Пакет получился довольно громоздким, из-за всех бумажных и картонных прокладок и неожиданно тяжелым. Надо спрятать его где-нибудь. Чем дальше, тем лучше. Это в идеале, но сейчас обстоятельства далеко не идеальные. Может быть, в один из мусорных баков перед лифтом, только на другом этаже, разумеется. Потом позвонить в садомазохистский клуб и попросить забрать девушку. Он скорее всего не будет ничего сообщать ни администрации отеля, ни полиции. Однако, поскольку полной уверенности в этом нет, да еще и неизвестно, каких типов они пришлют за этой девушкой, лучше, если в номере не будет оружия. Но убираться прочь из этого отеля Кавасима не хотел. Это потребует дополнительного времени, и сама мысль о том, что все придется начинать сначала, пугала его. Ну, если даже найдут записи, то это же не преступление. Главное, чтобы ножей не обнаружили.