Особые отношения

— Потому что, что бы ты ни сказала, как бы себя ни повела, меня не прогонишь, Люси. Я тебя не оставлю.

Она замирает.

— Никогда?

Слово подобно закаленному стеклу, разбитому и исполненному красоты.

Я знаю, как ей тяжело раскрыться, оголить ранимую душу, скрытую под твердым панцирем. Поэтому я даю обещание. И не удивляюсь хлынувшим слезам, когда она падает мне на грудь. Я поступаю так, как на моем месте поступил бы любой человек. Обнимаю Люси, пока она не успокаивается.

Звенит звонок, но Люси не собирается идти на занятия. Мне приходит в голову, что, вероятно, кому-нибудь может понадобиться этот класс, но когда входит учительница, у которой закончился перерыв, то видит сидящую за партой Люси, которая уронила голову на парту, а я легонько поглаживаю ее по спине. Мы смотрим друг другу в глаза, и учительница выскальзывает за дверь.

— Зои! — Голос у Люси тягучий и бархатистый, как будто она выписывает круги под водой. — Обещаете?

— Уже пообещала.

— Что больше никогда не будете играть «Барни».

Она отводит глаза. Они покраснели и припухли, из носа течет, но губы ее улыбаются. «Я вернула на ее лицо улыбку», — думаю я.

Я делаю вид, что обдумываю ее требование.

— Ты ставишь почти невыполнимое условие, — шучу я.

Макс

Фонограмма 8 «Обычная жизнь»

Ничто так не сплачивает церковь, как трудности. Покажите прихожанам умирающего родственника, ребенка, который должен перенести операцию, — и каждый тут же внесет свою лепту. На пороге вашего дома будут стоять кастрюльки с запеканками, а ваше имя окажется в списках тех, за кого будут молиться. В вашем доме появятся женщины, готовые помочь с уборкой или присмотреть за детьми. И человек понимает: какие бы адские испытания ему ни выпали, он не один.

Уже несколько недель за меня молились все прихожане церкви Вечной Славы, поэтому к тому времени, когда я пойду в суд, Господь уже будет по горло сыт молитвами по меньшей мере сотни прихожан. Сегодня я сижу в школьном актовом зале, пастор Клайв начинает свою проповедь.

Дети прихожан в соседнем кабинете рисования наклеивают изображения животных на растиражированные копии ковчега. Мне об этом известно, потому что вчера вечером я помогал Лидди рисовать жирафов и бегемотов, белок и муравьедов, чтобы дети их раскрасили и вырезали во время занятий в воскресной школе. И очень хорошо, что сейчас их нет здесь, потому что пастор Клайв говорит о сексе.

— Братья и сестры, — начинает он, — хочу задать вам один вопрос. Вам известно, что некоторые вещи, похоже, всегда рядом? Упоминаешь одно и автоматически думаешь о втором, естественном его дополнении. Например, соль и перец. Арахисовое масло и желе. Рок-н-ролл. Объятия и поцелуи. Если же получаешь только что-то одно, то кажется, будто сидишь на колченогом стуле, верно? Ощущаешь некую незаконченность, незавершенность. А если в паре слышишь другое слово — например, «кошки и попугаи» вместо «кошки и собаки», — это звучит неправильно, не так ли? К примеру, если я говорю «мать», вы говорите…