|
Люси продолжает смотреть в противоположную сторону. Я начинаю отбивать ритм «там-там-там-ТАМ, там-там-там-ТАМ». В конце концов я останавливаюсь. — Если не хочешь разговаривать, может быть, сегодня просто послушаешь? Я кладу плеер на переносные колонки и ставлю музыку, на которую у Люси раньше наблюдалась реакция — либо положительная, либо отрицательная. На этот раз я просто хочу ее подразнить. По-видимому, мне удалось пробить ее защитный панцирь, потому что она нагибается и роется в рюкзаке. Через секунду она достает скомканную тряпку, отрывает от нее два клочка, скатывает их в шарик и затыкает уши. Я выключаю музыку. Когда я только начала работать с Люси, она вела себя именно так, и я расценивала это как некую сложную задачу, которую мне необходимо решить, — подобный вызов мне бросали все пациенты. Но после нескольких месяцев улучшения… Это похоже на личное оскорбление. Фрейд назвал бы это контрперенесением. Другими словами, случай переплетения эмоций терапевта и чувств пациента. Я должна отойти в сторону и разобраться, почему Люси выплескивает свою злость на меня. Так я вновь возьму под контроль эмоции в наших отношениях врач — пациент, и что еще важнее — обнаружу недостающий кусок головоломки, которую представляет собой Люси. Проблема в том, что Фрейд ошибся. Когда мы с Максом познакомились, он взял меня на рыбалку. Я раньше никогда не рыбачила и не понимала, как люди целый день могут забрасывать в океан удочки, ожидая поклевки, но так ее и не дождавшись. Это казалось глупой тратой времени. Но в тот день «гулял» полосатый окунь. Макс насадил на мой крючок наживку, забросил удочку и показал, как ее держать. Минут через пятнадцать я почувствовала рывок. «Поймала!» — обрадованно воскликнула я. Я внимательно слушала Макса, когда он рассказывал, что делать — крутить медленно и ритмично, не отпускать ручку катушки, но неожиданно натяжение ослабело. Я смотала леску и увидела, что наживка исчезла. И в этот момент я поняла, почему рыбаки выжидают целый день, чтобы поймать рыбу: понимаешь, что теряешь, еще до того, как на самом деле ощутишь потерю. Именно поэтому бойкот Люси сейчас ранит меня намного больнее, чем в начале занятий. Теперь я ее знаю. Я с ней общалась. Поэтому ее уход в себя уже не вызов, это провал. Через несколько минут я выключаю музыку, и остаток занятия мы сидим в тишине. Когда мы с Максом пытались зачать ребенка, нам пришлось встречаться с социальным работником в клинике репродукции, но я не помню, чтобы нам задавали вопросы, которые мы слышали с Ванессой сейчас. — 229 —
|