|
знаешь ли, непросто, - сказал он, - выкопать себе могилу... Да! Смотри, что я откопал! - Он показал ей серебряную монетку со стертым профилем Екатерины Великой. - Гривенник, причем 1789 года! То есть всего за год до радищевского "Путешествия из Петербурга в Москву". - Подбросил ногтем, поймал и застегнул в нагрудный карман джинсовой рубашки. - С нумизматической точки зрения, зеро, но все равно приятно было получить... Таким образом, земля моя со мной расплатилась. Квиты! Она переждала фары встречного грузовика и съехала на темное шоссе, выворачивая влево, на Новгород; там ей, как 362 иностранке, сдали номер-люкс, а ему, как советскому, пришлось влезать в окно по водосточной трубе. На следующий день по ее филологическим делам они заезжали в Старую Руссу, изображенную в "Братьях Карамазовых" под псевдонимом Скотопригоньевск, вряд ли, кстати говоря, справедливым: сейчас, сто лет спустя, мало изменившись, уездный этот городок, у слияния рек Полисти, Перерытицы и Порусьи, был чудо как хорош. Древнюю церковь Мины, конечно, выкорчевали, как и бедную Владимирскую, и другие церкви великого романа, но дом Достоевского сохранился, и ей казалось, что все еще обратимо. А разве нет? Стоит только перебить таблички, восстановив первородные названия улиц. Возродить Крестецкую (из Карла Маркса), Старогостинодворскую (из Энгельса), и Поперечную (из Клары Цеткин), и Дмитриевскую (из Красных Командиров). Переименовать обратно площадь Революции в Торговую, Советскую набережную - в Красный, "красивый" то есть берег. Набережную Достоевского оставим... Накрутившись по тенистому городку и реставрировав в уме миропорядок, способствовавший высочайшим взлетам русского гения, она вернулась в Новгород - и те две церкви не забыть, белые на зеленом, - и повернула дальше на северо-запад, к столице их предков, и не только его: ее, иностранки, тоже. * 363 В Ленинград они въехали засветло, хотя по часам уже надо было спешить, чтобы успеть до закрытия магазинов. Белые ночи по календарю уже кончились, но по инерции еще продолжались. Окна были откручены, и из машины постепенно выбивало сырой воздух равнинно-болотистого предместья. Он учуял городской сквознячок - ноздри затрепетали. - Северная Венеция, - произнес он, вспоминая... - Настоящая, наверное, иначе все же пахнет? Она ответила: - Venise pue. - Воняет? Чем? - Скоро ты сам себе ответишь на этот вопрос. - Ты устала? Выдержав паузу, она сказала: - Нет, но ноги затекают. - Сейчас отдохнешь у Вольфа. - Ты думаешь, он у себя? - Где ему еще быть? Если в психушку не забрали снова, то — 172 —
|