|
фаталистически вздохнул, добавив, что раньше он думал, смог этот только в Нью-Йорке, но мама сказала: "Нас тоже травят". Общительный такой мальчик. Даже слишком. - А где твоя мама? - А сейчас который час? - Скоро десять. 368 - Снова, значит, загуляла. А вот эта печать, - спросил он, - она что означает? Что к дяде Генриху входить нельзя? -Да. - Жаль, - сказал мальчик. - Когда дядю Генриха в сумасшедший дом увозили, я к нему ходил. - У тебя есть ключ? - Нет, но я знаю, где он спрятан. Мне дядя Генрих показал. - А где он спрятан? - А разве вы не знаете? Все друзья дяди Генриха знают. Вы его друг? - Я друг! - И даже по груди себя ударил, заверяя. - Мы с ним дружили, когда тебя еще на свете не было. Но мы давно не виделись с дядей Генрихом. Мальчик оглядел их, бросил взгляд на мешки. - Вы не из- за границы приехали? - Нет, - мотнул он головой, - из Москвы. - Ладно, - решил мальчик, - идемте! Жена осталась стоять, прислонясь к косяку запломбированной двери, а он пошел за мальчиком, который вскоре исчез в темноте коридора. Но он знал эту дорогу. Щелкнул выключатель, и мальчик осветился, уже внутри коммунального сортира. Бачок, высоко вознесенный ржавой трубой, был и десять лет спустя не починен, и из затоптанного унитаза хрипела вода, выражая этим звуком как бы протест против своего противоестественного струения. Стены сортира были завешаны самосшитыми мешочками, где каждая семья, 369 населяющая эту коммуналку, держала свою собственную подтирку, хотя все тут подтирались одними и теми же в общем-то газетами. Ну, разве что одна старуха из "бывших" выписывала более высококачественную "Юманите". На одних мешочках были вышиты фамилии владельцев (Философова, Мартинсоны, Редькины, Хямяляйнены...), владельцам прочих было наплевать. Мальчик приподнял туго набитый холщевый мешочек, на котором к кавказской фамилии Веков какой-то остроумен приписал красным фломастером инициалы "К.Г.", значительно глядя просунул руку в нашитый сзади кармашек и вынул ключ. В ушко ключа была вставлена записка, пробитая скрепкой скоросшивателя: "Всем! всем! всем! (включая КГБ и средства массовой информации цивилизованного мира). Податель сего, не желая уподобляться герою "Процесса", исчезает бесследно. Просто надоело ждать ареста. К тому же кровохарканье, традиционная болезнь петербургского литератора, удерживает меня от роли героя- великомученика Мордовских лагерей. Просьба к "компетентным органам" не поднимать полмиллиона пограничных войск в ружье: бегу вовнутрь. Просьба к западному издателю моего романа: все гонорары за — 175 —
|