объяснить нельзя, я сунул поскорей свою голову под ледяную невскую воду. Я приходил в себя так долго, что даже часы пытался рассмотреть сквозь струю: не опаздываю ли? Но цифры смывало. Потом испугался, что схвачу менингит. - Такой мокрый, - всхлипывала Анс, вытирая меня своей рубашкой, которую ей пришлось для этого расстегнуть и распахнуть. - Такой юный, такой красивый и такой несчастный! - Потому что у меня бабушка умерла, - вспомнил я и стал давиться слезами жалости к себе. - Папа-мама хоть есть? - Никого, только бабушка. Была. И была больше, чем бабушка, андерстэнд ми? 26 - Я на тебе женюсь и увезу тебя отсюда, хочешь? Бедный русский мальчик! Бедный Петербург! Бедная Россия… О, как мне плохо, Боже мой, зачем я сюда приехала? Но мы уедем вместе, да? Тебя как зовут? - Ничего не понимаешь… Я сейчас уезжаю. - Уезжаешь? Куда? - В Москву. - Нет, лучше в Амстердам. Как тебя зовут? А хочешь, в Калифорнию? Вся жизнь у тебя впереди. - Жизнь впереди, только смысл позади... И пепел. - Какой пепел? - Пепел, - бормотал я, - в сердце стучит. Люблю его. Ничего, кроме пепла... Вольф, где же мой саквояж? Вольф, запрокинув голову, смотрел на меня перевернутыми стеклянными глазами. - Умираю, - простонал он. - Уотс ронг уиз ми? - Это анаша. Не кури больше. - Буду курить. Это - Совдепия... Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй. Но надо бороться. Тинеке права: «Винтовка рождает власть». Раздайте патроны, поручик Голицын, корнет Оболенский, седлайте коня... Трехлинейку мне, друг Алексис! Тульчаночку мне нашу! образца 1891 года! Я в одиночку Зимний отстою, большевикам не сдам я остров Крым!.. Куда ты? - Я в Москву. - А эти... Нидерланды? - В «Европейскую». 27 - Прощайте, Нидерланды! Надеюсь, понравился вам Ленинград. А что от нас останется, когда на нас сбросят ядерную бомбу? Знаете, нет? Такой наш местный анекдот... - И Вольф ответил: - Петербург. 28 Глава первая: ВСЕ, ЧТО СТРЕМИТСЯ ВВЫСЬ, ДОЛЖНО СОЙТИСЬ Утром я соскочил на перрон вокзала, который назывался Ленинградским. С уроков географии мне помнилось что-то хвастливое про «порт пяти морей», но морем и не пахло. Воздух здесь был совсем другой – какой-то евразийский. Было еще рано, но народу... Метро было куда помпезней нашего, и в нем я потерялся. Битый час добирался до станции «Проспект Маркса», а там еще блуждал подземными переходами, всякий раз выныривая на поверхность не в том месте – то возникал у Исторического музея, то у гостиницы "Москва", то на улице Горького, но не на том углу, где «Националь», а на — 13 —
|