меня на кладбище. Никого и ничего: ни наград, ни трудового стажа, ни судимости. Лучшая из биографий: tabula rasa. Гражданин никто. Чистая потенция. Перелистывая для самопроверки, подчеркнул из служащих. Глазами совбюрократа отметил свои козыри: сын Героя, погибшего при исполнении, медалист… Поставил дату, расписался. Нашел на полу скрепку (слышал, что кто-то уронил) и подколол ряд привезенных документов: 1) Аттестат зрелости, 2) характеристику из школы А.С. Пушкина, 3) автобио, 4) медсправку по форме 287 и 5) четыре фото 3x4. Длинноволос, но симпатичен. А буду еще более, запустив усы и бороду (что обязательно сделаю, если поступлю). 33 Все эти бумаги стали основой тут же заведенного на меня «Личного дела», а взамен я получил направление в общежитие с правом занятия 1 (одного) койко-места. Прежде чем отправиться на кудыкины – они же Ленинские - горы, решил бросить взгляд на факультет. Коридор был тесен настолько, что при изучении стенгазеты «Филолог», то и дело приходилось прижиматься чуть ли ни лбом к страницам наклеенной машинописи. Ни прозы, ни поэзии в газете не было, но рецензия на «Джульетту и духи» мне нравилась. Некто Н. Пальцев, явно деланный не пальцем, не скрывал либерального удовлетворения по поводу того, что главный приз Московского международного получил «антитоталитарный» сюр Феллини. Вареными сардельками пахло из буфета. Старый паркет трещал. В семинарской комнате, куда я заглянул (низкий потолок, солнце в нише окна) на черной доске недовытертой осталась парадигма слова наваха. Черная лестница – как и парадная - тоже была железной и гремучей, давая мне чувство, что всхожу я на борт судна с неизвестным курсом. Из оконной ниши выглянул в залитый солнцем захламленный дворик с часовней, где был склад лозунгов, портретов, транспарантов. Третий этаж был административным, и я вдруг остро ощутил себя круглым сиротой. Перед дверью приемной комиссии стояли в очереди не дети, а отцы. Штатские отцы - в темных официальных костюмах, военные отцы - в парадной форме, при пестрых орденских планках, с 34 разноцветными генеральскими лампасами на брюках - малиновыми, голубыми. Ниже генералов военных не было, но по неуверенности, с которой они держались, я сделал вывод, что штатские по званию, даже, может быть, и выше. Во всяком случае, председателя комиссии, который иногда выходил на перекур, они, штатские, брали под локоть, уводя на лестничную площадку. За дверью беспрерывно звонили телефоны: видимо, отцы еще более высокие решали вопрос дистанционно, не опускаясь до обивания — 16 —
|