Средний пол

Лицо Мильтона потемнело. Он тяжело сглотнул. Калли ждала, что он с минуты на минуту процитирует Вебстера, но он этого не сделал. Он просто смотрел на нее своими темными и полными любви глазами. И любви в глазах было столько, что не поверить ему было невозможно.

– У тебя что-то не в порядке с гормонами, – сказал он. – Я всегда считал, что у мужчин мужские гормоны, а у женщин – женские. Но, похоже, у всех есть и те и другие.

Калли ждала продолжения.

– Видишь ли, у тебя слишком много мужских гормонов и недостаточно женских. Поэтому доктор считает, что тебе время от времени надо делать инъекции, чтобы все пришло в норму.

Он так и не произнес этого слова. И мне не удалось вынудить его сделать это.

– Все дело в гормонах, – повторил Мильтон. – А это такая ерунда, по большому счету.

Люс считал, что пациентка в моем возрасте в состоянии все понять, и поэтому в тот день он выложил все начистоту. Своим медоточивым, обаятельным голосом, глядя прямо мне в глаза, он сообщил, что мой клитор несколько превышает размеры, свойственные обычным девочкам, после чего набросал мне те же схемы, что и моим родителям. А когда я потребовал от него объяснений относительно предстоящей операции, он лишь ответил:

– Нам надо привести в норму твои половые органы, – и ни слова не сказал про гипоспадию, так что я начал предполагать, что это слово не имеет ко мне отношения. Возможно, я просто не понял контекста? Может, доктор Люс имел в виду другого пациента? Словарь Вебстера утверждал, что гипоспадия является патологией пениса. Но ведь доктор Люс сказал, что у меня клитор. Я понимал, что и то и другое развивается из одних и тех же зародышевых половых желез, но какое это могло иметь значение? Если специалист говорил, что у меня клитор, то кем же я мог быть как не девочкой?

Эго подростка аморфно и расплывчато. Поэтому мне было несложно переливать свою личность из одного сосуда в другой. В каком-то смысле я мог принять любую уготованную мне форму. Единственное, что мне было нужно, так это знать ее размеры, которые мне и предоставлял Люс. А мои родители оказывали ему посильную помощь. Меня тоже чрезвычайно привлекала мысль о том, что все может быть решено, и в этот момент, лежа на кушетке, я не задавался вопросом, как это будет соотноситься с моими чувствами к Объекту. Я хотел лишь одного – чтобы все это закончилось. Я хотел вернуться домой и навсегда забыть об этом. Поэтому я слушал Люса и не возражал.

Он объяснял, что инъекции эстрогена увеличат мою грудь.