– Слишком устала? – воскликнул Мильтон. – Что это значит? – Конечно, милая, – откликнулась Тесси. – Можешь никуда не ходить. – Говорят, это замечательный спектакль, Калли. – С Этель Мерман? – спросил я. – Нет, моя умница, – улыбнулся Мильтон. – Этель Мерман в нем не играет. Она вообще сейчас не выступает на Бродвее. Зато там будет Кэрол Шаннинг. Она тоже очень хороша. Пошли! – Нет, спасибо, – ответил я. – Ну ладно. Нам будет тебя не хватать. И они начали собираться. – Пока, милая, – сказала мама. И я, вдруг соскочив с кровати, бросился на шею Тесси. – Что это? – изумилась она. На моих глазах выступили слезы. Но Тесси приняла их за слезы облегчения после всего того, что мне пришлось пережить. Мы стояли и плакали в узком, плохо освещенном проходе, оставшемся от бывшего шикарного номера. Когда они ушли, я достал из шкафа свой чемодан и, посмотрев на бирюзовые цветочки, заменил его на серый чемодан Мильтона. Свои юбки и девичьи свитера я оставил лежать в ящиках и положил в чемодан лишь рубашки, брюки и синюю фуфайку с вырезом лодочкой. Лифчики я тоже оставил. Стоя в носках и трусах, я отшвырнул свой несессер со всем его содержимым, а потом принялся рыться в поисках денег. Обнаруженная мной пачка оказалась достаточно толстой – около трехсот долларов. Я ни в чем не винил доктора Люса. Ведь я во многом солгал ему, и его решение было основано на ложных данных. Но и он отвечал ложью. Я взял лист бумаги и сел писать записку родителям. «Дорогие мама и папа, я знаю, что вы хотите сделать как лучше, но думаю, никто не знает, что лучше. Я люблю вас и не хочу, чтобы вы мучились, поэтому я ухожу. Конечно, вы скажете, что со мной у вас не будет никаких хлопот, но я знаю, что будут. А если вы захотите узнать, почему я это сделал (!), спросите у доктора Люса, который солгал вам. Я не девочка! Я – мальчик. Я узнал об этом только сегодня. Поэтому я поеду туда, где меня никто не знает. В Гросс-Пойнте не обобраться сплетен, когда все выплывет наружу. Папа, прости, что я взял твои деньги, но когда-нибудь я их верну с процентами. Пожалуйста, не волнуйтесь обо мне. Все будет хорошо». Вопреки содержанию я подписался «Калли». Так они потеряли дочь. ЕЗЖАЙ НА ЗАПАД, ПАРЕНЬИ вот в Берлине Стефанидис снова живет среди турок. Здесь, в Шёнеберге, я чувствую себя вполне уютно. Турецкие магазинчики вдоль Хауптштрасе напоминают мне те, в которые меня в детстве водил отец. Продается в них то же самое – вяленый инжир, халва и долма. И лица те же – морщинистые, костистые, с темными глазами. Несмотря на семейную предысторию, мне нравятся турки. Я бы хотел работать в посольстве в Стамбуле и уже обратился с просьбой о переводе туда. Тогда круг замкнется. — 329 —
|