|
– Мое тело тебя не возбуждает, – сказала она. Он повернулся к ней. У нее были тяжелые, рыхлые бедра, довольно большой, складчатый живот, крепкие, круглые плечи пловчихи – хотя он не мог представить ее плавающей, – и неожиданно изящная грудь, которая, казалось, принадлежала другой женщине. Ее тело совместило все тона и виды фактуры, свойственные человеческому телу. Наверное, такое тело понравилось бы художнику. – Это ничего, – сказала она. – Мне ничего не нужно. – Она помолчала. – Я – не как они. Он ждал, что она пояснит свои слова. Но она стояла молча, глубоко погрузившись в свои мысли. Вдруг он понял, что должен сказать: – Это была ты той ночью, да? Она застила, не шевелясь, так что он мог видеть, как у нее от дыхания вздымается грудь. – Несколько дней тому назад я проснулся, а возле меня кто-то лежал. Это была ты, – сказал он, стараясь, чтобы голос был мягким. Она пристроилась рядом с ним и, повернувшись на бок, положила голову ему на плечо и закинула левую ногу на его бедро. Он посмотрел на ее руку, покоящуюся на его груди, на короткие бледные пальцы, охватывающие его ребра. Он мог даже чувствовать телом стук ее сердца – оно у нее билось, как у маленького зверька. – Я должна тебя предупредить, – сказала она. – Предупредить? О чем? – Они кое-что задумали. – Что же? – Такое, что трудно себе даже представить. – Они сердиты на меня… – Возможно. Но вообще – все из-за того, что ты находишься здесь. Просто потому, что ты здесь. – Ты можешь поговорить с ними? – Поговорить? – Останови их. – Не думаю, что получится. – Пожалуйста. Она приподняла голову и коснулась пальцами его губ, показывая этим жестом, что просить бесполезно. Ее пальцы пахли луком и воском. Теперь он лежал тихо, ощущая тяжесть ее тела. – Это я на тебя кричал, – снова заговорил он через некоторое время. – Да. – Извини меня за крик. Ты и представить себе не можешь, каково мне приходится. – Ты напугал меня. – Прости. Он слушал, как по стеклу люка барабанит дождь, думал о людях, спешащих домой на велосипедах, наклонив головы; трамвайные рельсы блестят от дождя… Он представил себе, как облокачивается на черные перила и смотрит на воду канала. Вода кажется шершавой, исколотой каплями дождя, как доска, утыканная гвоздями. Они кое-что задумали. Когда он проснулся, Мод уже не было. На его теле остался запах лука и воска, он проникал в ноздри, исходя от тех мест, которых касались ее руки. — 39 —
|