Время от времени он представлял себе, как его с криком и плачем встретит старик Ладас, вспоминал или свою сестру-ведьму, изводившую беднягу Костандиса, или Манольоса, который мучился на своей горе, стараясь совместить Христа и Леньо. Чтоб и волки были сыты, и овцы целы… Но все это приходило в голову и исчезало; постоянно же Яннакос думал о священнике Фотисе, о выжженной, враждебной горе, о людях, припавших к каменистой почве, от которой даже Харон не мог их оторвать. Он задержался в кофейне последнего села, и владелец кофейни, кум Хироёргис, прозванный Кроликом, встретил его, радостно улыбаясь, помог разгрузить ослика, отвел его в конюшню и тут же вернулся угостить своего гостя, поболтать с ним… И вот вся деревушка собралась вокруг Яннакоса, торговца, который ходил из села в село по всей стране и всегда приносил новости. И о чем бы его ни спрашивали, он все знал, на все давал ответы. — Ну, спрашивайте, ребята! — кричал владелец кофейни, — спрашивайте, а то завтра он уйдет! И заказывайте кофе. Обступив торговца, они жадно расспрашивали его, старались узнать, каковы у него дела, что происходит в мире, спрашивали о великих державах, о большевиках, о войне, о землетрясениях… Они с интересом выслушивали ответы, и сердца у них замирали. — Дядюшка Яннакос, что ты знаешь о греческих войсках, которые пришли и ушли, как молния? Что там происходит в греческих селах, откуда появились наши эвзоны, что там за резня, пожары, стоны? Мы тут в стороне, Ликовриси и остальные окрестные села, очень редко сюда доходят новости, далекие рыдания здесь не слышны. Но ты, Яннакос, бродишь по белу свету, многое слышишь, расскажи нам об этом, удовлетвори наше любопытство! Наши сердца дрожат, как птицы. И сердце Яннакоса трепетало; возникал в его мыслях отец Фотис и его село, которое сожгли турки, чтобы отомстить народу, чтобы истребить людей и разогнать их на все четыре стороны… От Измира до Афион Карахисара и еще дальше дымились в руинах христианские села, истреблялось греческое семя, всей нации грозила опасность… Но Яннакосу было жалко слушателей, он не хотел портить им настроение. — Не бойтесь, ребята, — отвечал он, — сколько тысячелетий живет Греция? Бессмертна она! Несколько сел, как я слышал, спалены, несколько человек убито; но вернутся опять эвзоны, отстроятся заново села, снова наплодим детей, снова заселим Анатолию! Кум, дай нам выпить, я угощаю! — С тобой мое благословение, Яннакос! — крикнул ему какой-то старик, который сидел в углу, опершись подбородком на посох, и, разинув рот, впитывал каждое слово всезнающего торговца. — С тобой мое благословение, Яннакос! Если бы не было тебя у нас, мы бы жили, как слепые. Приходишь ты, дай бог тебе здоровья, и открываешь нам глаза. — 99 —
|