|
Двое мужчин взяли одеяла и, держа их натянутыми, вышли вперед. — Во имя бога, — сказал священник и перекрестился. — Мы уходим. Вперед, дети мои, мужайтесь! Мы выпьем и эту чашу. Слава тебе, господи! Мы пойдем по селу, будем стучаться в двери. Терпение! Вот до чего мы дошли — мы закричим: «Подайте милостыню, подайте милостыню! Подайте все, что у вас лишнее, то, что вы бросили бы собакам!» Терпение и мужество! Христос победит! Он обернулся к попу Григорису. — Мы еще встретимся когда-нибудь, — закричал он. — Мы еще встретимся! Прощай, до второго пришествия! Тогда мы предстанем перед богом, и он нас рассудит! Первой отозвалась вдова Катерина; она сняла с головы новую зеленую шаль с большими красными розами и бросила ее на одеяло. Потом порылась у себя в карманах, нашла зеркальце, флакончик с духами и тоже бросила их на одеяло. — У меня больше ничего нет, братья, — плача, сказала она. — Больше ничего, извините меня… Костандис на минуту заколебался, но потом вспомнил, что должен играть роль апостола, побежал в свою лавку, схватил пачку сахара, пачку кофе, бутылку коньяку, несколько кофейных чашек, кусок мыла, стремительно вернулся и бросил все это на одеяло. — Мало этого, — сказал он, — но даю с любовью. Идите, в добрый час! Они пошли по селу. То и дело высовывалась чья-то рука, торопливо бросала что-нибудь в развернутое одеяло, и дверь тут же захлопывалась, чтобы не вошла холера. Они подошли к дому старика Ладаса, постучали — дверь не открылась. Свет, маячивший в окне, погас. Яннакос, шедший впереди с тремя своими товарищами, постучал сильнее и крикнул: — Эй, Ладас! Они — христиане! Они голодают, все дают им кусок хлеба, дай и ты! Но из дома послышался сердитый голос деда Ладаса: — Если тебе хочется пить, не выливай воду! — Когда-нибудь я тебя сожгу, антихрист! — крикнул Яннакос, угрожающе поднимая кулак. — Братья, пошли к дому архонта Патриархеаса! — крикнул Михелис, обернувшись к трем своим товарищам. — Пошли, пошли, чтобы успеть! Пока старик спит, откроем амбар и возьмем, что сможем. — А если старик рассердится? — иронически спросил Манольос. — Выпьет уксусу, чтобы гнев прошел, — ответил Михелис. — Пошли! Все четверо радостно побежали вперед, словно собирались разграбить какой-то вражеский город. Тем временем вдова вернулась к себе домой; ее плечи дрожали от холода, но она довольно улыбалась. «Ничего, — думала она, — какая-нибудь другая женщина накинет на себя мою шаль и не будет чувствовать холода…» — 47 —
|