|
Он ускорил шаг, так как ему стало нехорошо. Приблизился к дому старика Ладаса. Обошел дом раз, второй, внимательно осмотрел стены, окна, маленький сад за домом. «Вот здесь, — произнес он, — стена пониже…» Вдруг он остановился, сердце его сильно забилось: до него из садика донесся крик Юсуфчика, рев любимого Юсуфчика… Как будто тот почуял присутствие своего хозяина! Яннакос прислонился к стене, насторожился и с волнением прислушался. Никогда еще его слух не услаждали столь приятные звуки, никогда еще Юсуфчик не ревел с такой силой. Смолоду, вспоминал Яннакос, он сам певал песни под окнами девушки, которую любил, — своей покойной жены, но это было совершенно иное. В реве Юсуфчика слышалась такая тоска, такая жалоба, такое огромное желание вырваться отсюда. — Не беспокойся, Юсуфчик, — прошептал он, и его глаза наполнились слезами, — не беспокойся, Юсуфчик, я тебя вызволю. Было уже совсем темно, когда он вернулся на гору. Ему было холодно, хотелось есть. Он обошел пещеры, где женщины прижимали детей к груди, согревая их своим телом. Входя, он ободрял их добрым словом: «Мужайтесь, братья и сестры, стисните зубы покрепче! Даст бог, переживем!» Мужчины ворчали что-то в ответ, а женщины только покачивали головами и вздыхали. — Надейтесь на бога, женщины! — До каких пор, дорогой Яннакос? И тогда он отправлялся дальше, не зная, чем их утешить. — Что там творится в Ликовриси, дорогой Яннакос? — Дымят у них печки, едят они, будь они все прокляты! Собрали наш виноград и пьют наше вино, собрали наши маслины и едят наше масло. Но у бога зоркие глаза, он все видит. — Когда же он обратит свой взор к нам и заметит нас, дорогой Яннакос? И Яннакос покидал эту пещеру и шел дальше. Трое мужчин тихо разговаривали в темноте, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. В середине сидел Лукас, великан-знаменосец. — Вы видели детей? — спросил один. — Они начинают пухнуть с голоду. Мой ребенок уже не может стоять на ногах. — До сих пор, — сказал второй, — мы надеялись на бога, но теперь… — Святой Георгий, помоги нам! Но и сами мы должны пошевеливаться, — добавил Лукас. — Пора уже положиться на свои собственные руки — спуститься в село и захватить все, что сможем… Кто идет? — Я, братья, — Яннакос! — Здравствуй, брат, садись к нам поближе, погрейся. — Во мне все клокочет, все горит, — ответил им Яннакос. — Мне не холодно, я пришел из Ликовриси. — Когда же мы сделаем то, о чем говорили? — спросил Лукас. — 291 —
|