Седой

Она выбралась из кабины и, не оглядываясь, пошла по улице, по первому, тонкому, нетронутому снегу. Олег шагнул было следом, хотел окликнуть — и остановился…

Иванов вышел из старого раздрызганного автобуса на бетонку и двинулся за случайными попутчиками — мужиком и теткой в ярких нейлоновых куртках и резиновых сапогах. Мужик нес рюкзак, у тетки через плечо перекинуты были связанные ручками большие сетки с буханками черного хлеба.

Попутчики вскоре свернули к виднеющейся на горизонте деревне, Иванов пошел прямо, мимо длинных заброшенных ферм, светящихся насквозь скелетами разобранных кровель, мимо завалившегося набок трактора без гусениц, мимо раскисших весенних полей.

Показались терриконы, дощатые строения шахт с вагонетками на канатной дороге, несколько одинаковых домиков.

Потом Иванов ждал в большой комнате с плакатами на стенах, письменным столом и четырьмя стульями вокруг. Вошла Люба в телогрейке, ватных стеганых штанах и сапогах, в синем простом платке. Замерла на пороге, увидев Иванова, торопливо стащила повязанный по-бабьи платок. Прошла и села по другую сторону стола.

— Вернулся? — хрипловатым простуженным голосом спросила она, глядя на свои тяжелые обветренные руки, сложенные на коленях.

Иванов молча смотрел на нее.

— Ну, что смотришь? — Люба коротко усмехнулась, — Горбатого могила исправит… Ты что, правда, поверил, что я тебя ждать буду? — она наивно вскинула брови и радостно улыбнулась ему. — Дурачок! И что писала — поверил? Я же врала все! Чтоб тебе, дураку, спокойно там… Я в тот же день, как от тебя отвязалась, мужика сняла, командировочного. А на другой — другого! Каждый день с новым! Ух-х, погуляла! — она захохотала. — Из кабака не вылазила! С одним пришла, с другим ушла! Кто понравился — тому даю! Не то, что с тобой за ручку ходить!.. А письма с мужиками сочиняли! Ох, ржали, как ты там их читаешь…

Иванов поднял руку, Люба вздрогнула, замерла на полуслове, прикрыв глаза, ожидая удара. Иванов чуть коснулся пальцами засаленного локтя телогрейки.

— Выходи за меня замуж.

Люба растерянно глянула на него.

— За кого?.. За тебя? Я?.. Да на хрен ты мне сдался сто лет! Кому ты нужен? В зеркало посмотри, урод! Замуж, ха! — Люба то ли всхлипнула, то ли засмеялась. — Что, оголодал? Ну так деньги давай, привез? Я теперь даром не даю… Ну, что ты приперся? Ладно. Все. Поговорили. Иди… Вали отсюда, я сказала!.. — она прикусила губу, чтобы не расплакаться. — Ну, иди, пожалуйста… Здесь опер на меня глаз положил. Донесли уж, наверное…