Иванов включил свет на кухне, закурил и сел, сгорбившись за столом. В ночном небе мерцали огни города. Появилась Алла в наброшенном на плечи халате, щуря заспанные глаза, села рядом. — Ты так страшно скрипишь зубами во сне, — сказала она. — Я просыпаюсь… — она мягко провела ладонью по его волосам. — Тебе нельзя все время одному. Надо общаться с людьми… Иванов молча курил. Алла отняла у него сигарету, погасила. — Пойдем, — она потянула его за руку, Иванов покорно поднялся. Они снова легли в темноте — Алла на диване, он на раскладушке. И снова навалилась темнота… …только дежурная лампа над тумбочкой дневального тускло высвечивала центральный проход в казарме, спинки кроватей и табуретки с аккуратно сложенной формой, отражалась в экране телевизора, подвешенного к потолку в дальнем конце прохода. Сами кровати — по два ряда с каждой стороны — терялись в полутьме, кое-где слышалось еще шевеление, разговоры, смех. Хлопнула дверь, в казарму вошел конопатый сержант, которого Иванов запер в умывальнике на сборном пункте. — Говорят, суслов из приемника привезли? — громко спросил он у дневального. — Ну. — Кому спим?! — заорал сержант. — Деды! Чего тихо, будто не праздник? Дежурный кто? Бутусов, поднимай суслов — поздравлять будем! — Суслы, подъем! — скомандовал коренастый мощный Бутусов. — Строиться на торжественную поверку! Дневальный поднял трубку телефона: — Слышь, кто из офицеров в казарму пойдет — свистни. Кое-кто из молодого призыва поднимался, строился в проходе — в бесформенном байковом белье и брезентовых шлепанцах с номером кровати. — Чего мало? Остальные где? Где они спят-то? — По одежде смотри, — велел конопатый. Деды пошли вдоль прохода, приглядываясь к сложенной на табуретках форме. Обнаружив новую хэбэшку, скидывали ее владельца вместе с матрацем на пол или пинали снизу под сетку кровати. — Подъем была команда! — А? Что? Чего? — Чего! Вредно спать на первом году! В проходе выстроилась неровная, жалкая шеренга, новобранцы крутили стрижеными головами, не понимая, чего от них хотят. Иванов лежал в ближнем к выходу углу казармы и, не поднимая головы, напряженно наблюдал за шабашем. Бутусов, не дойдя до него, повернул обратно. — Все, что ли?.. Равняйсь! Смирно! Новобранцы кое-как подравнялись и вытянули руки по швам коротких кальсон. Бутусов открыл список личного состава. — Чоботарь! — Я. — Головка от болта, — конопатый сержант подошел к нему. — Кругом! — 38 —
|