Вдруг у меня болезненно сжалось горло. Впервые я был частью моей особенной, небывалой страны. Я целиком состоял из жестокости, голода, памяти, злобы… От слез я на минуту потерял зрение. Не думаю, чтобы кто-то это заметил… А потом все стихло. Последний куплет дотянули одинокие, смущенные голоса. — Представление окончено, — сказал Хуриев. Опрокидывая скамейки, заключенные направились к выходу. На что жалуетесь, сержант?Попробуйте зайти к доктору Явшицу с оторванной головой в руке. Он посмотрит на вас унылыми близорукими глазами и равнодушно спросит: — На что жалуетесь, сержант? Чтобы добиться у Явшица освобождения, нужно пережить авиационную катастрофу. И все-таки за год я научился симулировать болезни — от радикулита до катара. Я разработал собственный метод. Метод заключался в следующем. Я просто называл какой угодно фантастический симптом. И затем отстаивал его с диким упорством. Целый месяц, например, я дурачил Явшица, повторяя: — Такое ощущение, доктор, что из меня выкачивают кислород. Кроме того, у меня болят ногти и чешется позвоночник… Однако в этот раз мне не повезло. Мой радикулит бесславно провалился. Явшиц сказал мне: — Можете идти, сержант. И демонстративно раскрыл Сименона. — Интересно, — сказал я, давая понять, что на врача ложится ответственность за губительный ход болезни. — Не задерживаю вас, — промолвил доктор. Я напился из цинкового бачка, заглянул в ленинскую комнату. Там в одиночестве сидел Фидель. Перед ним был опрокинутый стул. Уподобляясь древним мастерам, Фидель покрывал изысканной резьбой нижнюю часть сиденья. При этом он что-то напевал. — Здорово, — говорю. Фидель отодвинул стул. Затем гордо поглядел на свою работу. Я прочел короткое всеобъемлющее ругательство. — Вот, — сказал он, — крик души! Потом спросил: — Тебе Эдита Пьеха нравится? Только откровенно… — Еще бы, — сказал я. — На лицо и на фигуру? — Ну. — А ведь ее кто-нибудь это самое, — размечтался Фидель. — Не исключено, — говорю. — В женщине главное не это, — сказал Фидель, — главное — характер. В смысле — положительные качества… У меня была одна чувиха в Сыктывкаре, так я ей цветы дарил. Незабудки, розы, хризантемы всяческие… — Врешь, — сказал я. — Вру, — согласился Фидель, — только дело же не в этом. Дело в принципе… Ты в ночь заступаешь? — Ну. — В шестом бараке зеки что-то химичат. Сам опер предупреждал. — 104 —
|