— Кто это?! — воскликнул Гурин. — Кто это?! Из темноты глядели на вождя худые, бледные физиономии. — Кто это? Чьи это счастливые юные лица? Чьи это веселые блестящие глаза? Неужели это молодежь семидесятых?.. В голосе артиста зазвенели романтические нотки. Речь его была окрашена неподдельным волнением. Он жестикулировал. Его сильная, покрытая татуировкой кисть указывала в небо. — Неужели это те, ради кого мы возводили баррикады? Неужели это славные внуки революции?.. Сначала неуверенно засмеялись в первом ряду. Через секунду хохотали все. В общем хоре слышался бас майора Амосова. Тонко вскрикивала Лебедева. Хлопал себя руками по бедрам Геша Чмыхалов. Цуриков на сцене отклеил бородку и застенчиво положил ее возле телефона. Владимир Ильич пытался говорить: — Завидую вам, посланцы будущего! Это для вас зажигали мы первые огоньки новостроек! Это ради вас… Дослушайте же, псы! Осталось с гулькин хер!.. Зал ответил Гурину страшным неутихающим воем: — Замри, картавый, перед беспредельщиной!.. — Эй, кто там ближе, пощекотите этого Мопассана!.. — Линяй отсюда, дядя, подгорели кренделя!.. Хуриев протиснулся к сцене и дернул вождя за брюки: — Пойте! — Уже? — спросил Гурин. — Там осталось буквально два предложения. Насчет буржуазии и про звезды. — Буржуазию — отставить. Переходите к звездам. И сразу запевайте «Интернационал». — Договорились… Гурин, надсаживаясь, выкрикнул: — Кончайте базарить! И мстительным тоном добавил: — Так пусть же светят вам, дети грядущего, наши кремлевские звезды!.. — Поехали! — скомандовал Хуриев. Взмахнув ружейным шомполом, он начал дирижировать. Зал чуть притих. Гурин неожиданно красивым, чистым и звонким тенором вывел: …Вставай, проклятьем заклейменный… И дальше, в наступившей тишине: …Весь мир голодных и рабов… Он вдруг странно преобразился. Сейчас это был деревенский мужик, таинственный и хитрый, как его недавние предки. Лицо его казалось отрешенным и грубым. Глаза были полузакрыты. Внезапно его поддержали. Сначала один неуверенный голос, потом второй и третий. И вот я уже слышу нестройный распадающийся хор: …Кипит наш разум возмущенный, На смертный бой идти готов… Множество лиц слилось в одно дрожащее пятно. Артисты на сцене замерли. Лебедева сжимала руками виски. Хуриев размахивал шомполом. На губах вождя революции застыла странная мечтательная улыбка… …Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем… — 103 —
|