— Чирик, и душа с тебя вон!.. Это была его любимая профессиональная шутка. Лагерная администрация натянула свои парадные мундиры. В сапогах замполита Хуриева отражались тусклые лампочки, мигавшие над простреливаемым коридором. Вольнонаемные женщины из хозобслуги распространяли запах тройного одеколона. Гражданские служащие надели импортные пиджаки. Сарай был закрыт. У входа толпились сверхсрочники. Внутри шли приготовления к торжественной части. Бугор Агешин укреплял над дверью транспарант. На алом фоне было выведено желтой гуашью: «Партия — наш рулевой!» Хуриев отдавал последние распоряжения. Его окружали — Цуриков, Геша, Тамара. Затем появился Гурин. Я тоже подошел ближе. Хуриев сказал: — Если все кончится благополучно, даю неделю отгула. Кроме того, планируется выездной спектакль на Ропче. — Где это? — заинтересовалась Лебедева. — В Швейцарии, — ответил Гурин… В шесть тридцать распахнулись двери сарая. Заключенные шумно расположились на деревянных скамьях. Трое надзирателей внесли стулья для членов президиума. Цепочкой между рядами проследовало к сцене высшее начальство. Наступила тишина. Кто-то неуверенно захлопал. Его поддержали. Перед микрофоном вырос Хуриев. Замполит улыбнулся, показав надежные серебряные коронки. Потом заглянул в бумажку и начал: — Вот уже шестьдесят лет… Как всегда, микрофон не работал. Хуриев возвысил голос: — Вот уже шестьдесят лет… Слышно? Вместо ответа из зала донеслось: — Шестьдесят лет свободы не видать… Капитан Токарь приподнялся, чтобы лучше запомнить нарушителя. Хуриев заговорил еще громче. Он перечислил главные достижения советской власти. Вспомнил о победе над Германией. Осветил текущий политический момент. Бегло остановился на проблеме развернутого строительства коммунизма. Потом выступил майор из Сыктывкара. Речь шла о побегах и лагерной дисциплине. Майор говорил тихо, его не слушали… Затем на сцену вышел лейтенант Родичев. Свое выступление он начал так: — В народе родился документ… За этим последовало что-то вроде социалистических обязательств. Я запомнил фразу: «…Сократить число лагерных убийств на двадцать шесть процентов…» Прошло около часа. Заключенные тихо беседовали, курили. Задние ряды уже играли в карты. Вдоль стен бесшумно передвигались надзиратели. Затем Хуриев объявил: — Концерт! Сначала незнакомый зек прочитал две басни Крылова. Изображая стрекозу, он разворачивал бумажный веер. Переключаясь на муравья, размахивал воображаемой лопатой. Потом завбаней Тарасюк жонглировал электрическими лампочками. Их становилось все больше. В конце Тарасюк подбросил их одновременно. Затем оттянул на животе резинку, и лампочки попадали в сатиновые шаровары. — 100 —
|