- Обижаешь. Что я вам, книжный червь? - Трепался? Анекдоты травил? Стенич повинно молчит. - Значит, слушай сюда, пацаны. Статьи, о которых она говорит, появились в УК не случайно. Комитет настоял. Андерс? - Весь внимание. - Помнишь, как ты выступал в ресторане? Твое счастье, что обратной силы закон не имеет... - Стекленея глазами, Мазурок шпарит, как на экзамене: Систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, равно изготовление или распространение в письменной или иной форме произведений такого же содержания, наказывается лишением свободы на срок до трех лет, или исправительными работами на срок до одного года, или штрафом до ста рублей. Сто Девяностая-Прим. - В устной форме? - Стенич хватается за голову. - Подпадаю... - Dura lex, sed lex. Суров закон, но это закон. Отныне язык за зубами держать. - Мальчишки... Мои вы красивые... СОС! Адам, вдруг заикаясь: - М-может быть, ее... - Нет! - пресекает Стенич. - Нет. Никаких фантазий на темы русской классики. Разве... разве что по картине "Три богатыря", чтобы заткнуть не только рот... Непонимающе они глядят, как этот бедняга допивает, ставит фужер на бледно-салатовый пластик, обнесенный по периметру алюминием, наваливается, отчего три ножки подскакивают: - Соблазните Аиду! * * * Он приходит в себя на бордовом диване. На спинке стула зеленый пиджак "букле". Что по-французски, сказала она, означает "колечками". Но пиджак швейной фабрики "Комсомолка". Двадцать пять рублей вложено, чтобы было в чем ходить на работу, с которой в минувшую пятницу он уволился по собственному желанию. Извлеченный из бокового кармана платок он использует, сворачивает и сует обратно в пиджак. Берет со стула недопитую чашку и, обоняя свежевытертый запах на пальцах, выпивает стылый кофе до гущи. - Красивая чашка. - Из Австрии. Сварить ещё? - Давай доиграем. Они снова садятся за стол. - Как ты думаешь, что с нами будет? Так ты останешься без королевы... Он возвращает фигуру: - Пардон... - А так тебе мат. - Разве? Она очищает доску. - Нет, серьезно? Что у нашей любви впереди? Он пропускает пальцы сквозь длинные волосы своего, как выражается отчим, "загривка", руки сцепляет за головой. Закрывает глаза, чтобы лучше вглядеться. - Не знаю. Даже солнце остынет. - А пока не остыло? - Два варианта. Ради тебя я останусь. Перейду на дневное, ты снова поступишь в иняз. Две стипендии, семьдесят рэ. Уйдем от родителей, будем снимать. До диплома. Пять лет. Конечно, я буду писать, пробиваться. Под стук машинки родится ребенок. Бабушкам не отдам. А если командировка? Я ведь газетчик. С болью в сердце придется. Одноклассники будут во всем обгонять, не скрывая от этого гордости. Квартира? Годам к сорока, может быть, достоюсь до отдельной. На окраине. Она к тому времени будет подальше, чем та, где сейчас. — 151 —
|