|
- Вам что, молодой человек? Работу ищете? Он кивает. - Что ж, безработных у нас нет. Документы с собой? Он хватается за внутренний карман пальто, где документы застегнуты на пуговку. - Свидетельство о квалификации, так... "Присвоена профессия машинистки-стенографистки". Шутка, что ли? Александр чувствует, что краснеет. Вступает служащая из-за другого стола: - Если у парня профессия такая. Как сказать иначе? Машинист? Они смеются. - Секретарши, конечно, требуются, но какой начальник станет себе парня брать? - Может, начальницу ему найти? Глазам жарко от пылающего лица. Между лопатками зудит. Он стоит столбом. Пошутив, государство открывает большую толстую тетрадь. - Серьезных работ хоть отбавляй. Землеройных, дорожных, погрузочно-разгрузочных... Он кивает. - А на стройку? - Пойду. - Есть еще трамвайное депо? Или лучше на автобазу? С направлением на базу и в депо он выходит в беспросветные будни. В правом кармане пятнадцать копеек, которыми он манипулирует, пока не соображает, что можно выпить кофе в "Лакомке". Стоя за мраморным столиком ко всему спиной. Первым посетителем он заходит в книжный магазин. Лет в 12-13, наведываясь сюда, он был неизмеримо богаче. Что называется, пауперизация пауперов... Потом в другой. В третьем свободный доступ к стеллажам. В глубине, где никому не нужная "Философия", вынимает новинку "Современный экзистенциализм" - серую и с черным корешком. Книга, конечно, против, но в ней цитаты. От одной возникает надежда, будто похлопали по плечу: Даже в тоталитарной массовидности бытия можно найти лазейку... Рубль 88. Он озирается, втягивает живот. Сует книгу под ремень, застегивает пальто - выходит. Сердце отчаянно колотится. Никто не преследует. В сквер у стадиона "Динамо", где он сидит над украденной книгой, вторгается грохот сапог. В это удаленное место армейские грузовики доставили музкоманду. Репетировать парад. - Под малые барабаны шагом... арш! Наступательная музыка, медь, чекан подкованной кирзы. Его начинает бить озноб. Начало простуды? Страх и трепет экзистанса? Книгу под ремень, и ходу. Массовидность налицо. Где же лазейка? Хоть какая-нибудь щель? Узкой улицей Комсомольской, идущей от проспекта, он спускается до кинотеатра "Победа", а потом еще глубже, где домишки становятся старыми, а под асфальтом, куда загнали реку, недобро упомянутую в "Слове о полку Игореве", город вообще проваливается в глубь времен: "У Немиги кровавые берега не добром посеяны - посеяны костьми русских сынов". Двадцать пять лет назад, когда немцы взяли город, сюда добавились кости евреев. На показательный расстрел сорока тысяч прилетал из Берлина Гиммлер. Ни о расстреле, ни о том, что здесь было еврейское гетто, ничто не говорит на этих узких улочках с перекошенными домами в два-три этажа. Никто ни о чем не знает. Существование продолжается. На ходу он трогает размокшую известку стен, заглядывает в окна с кактусами и завязанными марлей банками с целебными "грибами", которые пьют в надежде избежать онкологических заболеваний. В десятилетнем возрасте мама привозила его в Киев, где у нее жила подруга, он видел сверху Бабий Яр - овраг, заросший мрачной зеленью. Но там никто не жил и даже голос понижали, подходя. — 114 —
|