Александр отжимает кровь из губки в тазик, когда Мессер хватает его за ворот: - Женись! - Ты тихо, тихо... Юлиан Вениаминыч. - Падла, женись! Не то убью! Губка затыкает рот, но поздно. Схватившись за сердце, мама сползает по входной двери: - Леонид! Он женится!.. Усатым тигром отчим пробивает занавеску, но, видя поверженного собутыльника, успокаивается: - Который, этот? - Да не этот! Наш! - Наш? - свирепеет отчим. - Через мой труп! Ты слышал? - Обязан! - из-под ног выкрикивает Мессер. - Если рыцарь!.. Конечно, лежачего не бьют. Но очень хочется. Александр швыряет губку в воду. Мама начинает биться об дверь, обитую, впрочем, ватином-дерматином: - Обязан! Ты слышал? Он обязан... - Как это? - А так! что завтра нам с тобой в подоле принесут и скажут: "Нянчите!" Под дверь подложат!.. Поперек лба у отчима взбухает вена: - Мерзавец! Губишь мать! В упор перед глазами светлый кирпич, на совесть уложенный руками бывших гитлеровцев под дулами наших автоматов. Руки перебирают сырые прутья пожарной лестницы, ноги отталкиваются. Поднявшись вровень с балконом, дотягивается ногой - утверждает полступни на основе. Дотягивается рукой хватается за перила. Хорошо, что не пил, думает он, переваливаясь на балкон. Адам сидит за секретером. Обложившись темно-коричневыми томами Маркса-Энгельса. Александр производит шум по стеклу. Адам поворачивает голову. Никаких признаков удивления. Откладывает авторучку. Впускает. Запирает на шпингалет. Его родители дома. Несмотря на толстый стенной ковер и добротную стену сталинских времен, доносится шум ссоры... - Не обращай внимания. Пузатую рюмку в ладони Александра наполняет коньяк. Его сотрясает озноб. Он долго держит алкоголь во рту. - Театр абсурда продолжается. Теперь они решили, что я собрался жениться. Представляешь? - Вполне. Однажды я тоже чуть не расписался. С девушкой Мамась, которая пыталась вытащить меня из пучины порока. Подали заявление, а через месяц кого я вижу во Дворце бракосочетаний? Мамашу. На наших глазах заявление порвала, клочки мне в морду. Заранее все знала... - Воспоминание приятное, смеется. - А ты на ком? Если человек, как учат основоположники, есть субстрат общественных отношений, то отношениям, чувствует Александр, не следует пересекаться. Не понял бы Адам, расскажи он про Алену. - Ни на ком. Брак, тем более советский... Тошнит при мысли. Сто раз им это говорил, так нет же... Еще глоток. - Лучше скажи, как поживает твоя Жанна Д'Арк? - О, Жанна... Не белокурая, но бестия! Адам сбрасывает халат с рубашкой и горделиво заглядывает за свое могучее плечо. Треугольник хорошо развитой спины исполосован - и не ногтями, как оно случается в порыве. Рубцами. Вздувшимися. — 110 —
|