– Да, – сказал Толбот, теперь успокоившись. – Надо поесть. Подкрепиться. – И почти весело добавил: – А машины у вас теперь нет. – Что вы хотите сказать? – Ничего от нее не осталось. Просто груда старого железа. Понимаете, был пожар. Кто-то начисто сжег гараж. И уборная для мальчишек сгорела. – Джаганатан. – О нет. Не думаю. Джаганатан отсутствовал. По-моему, ездил в Малакку. Но пожар был адский. С чертовским трудом потушили. – Когда это было? Почему мне никто не сообщил? – Всего пару дней назад. Писать как бы не было смысла. И Фенелла была так расстроена. – Из-за… – Да, из-за той самой истории. – Охваченный внезапным порывом, Толбот крикнул: – Найду эту парочку, убью обоих. Вот так. Они меня погубили, выставили величайшим дураком распроклятым… Слава богу, не забыл страховку продлить. «А теперь, – думал Краббе, – пусть ее получает Абан. Я достаточно долго тянул. Пускай забирает. В любой момент». – Тогда, – бросил он Толботу, – поехали домой. Толбота не пришлось уговаривать войти в дом первым. Он ворвался, громко и горько сообщая о предательстве Энн и о том, что он сделает с Бэннон-Фрейзером. Краббе прикрывался им, словно зонтиком против ожидаемого ливня, и вскоре Фенелла настолько смягчилась, что приняла приветственный поцелуй. Хотя у нее хватало проблем. За обедом она заговорила об этом. – Окно в спальне. Камень прямо туда попал. Люди все кулаками грозили. Потом пожар в школе, машина. Ужас. Я три ночи в Истане ночевала. – В Истане? – Да. Мне отвели комнату для гостей. Абан был очень любезен. Новый повар-малаец принес Толботу еще картошки. Масса углеводов породила философический взгляд на будущее, и Толбот, намазывая на хлеб толстый слой масла, принялся цитировать с затуманившимся за стеклами очков взором: Но и утрата, как минимум, вещь, которую можно Схватить в темноте, почуять остроту. Нож – Оружие обоюдоострое, пригодное для резьбы и убийства. Нож на скотобойне и нож на столе, Туша становится мясом, а мертвое сердце из камня – Грубым материалом искусства ваятеля… – Возьмите еще говядины, – предложила Фенелла. – Боюсь, подливка остыла, но есть, если любите, вустерский соус. Изо всех сил чавкавший Толбот, наконец, в завершение принялся черпать ложкой фруктовый салат, обрел умиротворение с последним кусочком сыра, потратил всю страсть на третью выпитую чашку кофе. Похлопывая себя по животу, объявил, что будет двигаться домой. Надо стих написать. — 99 —
|