Дочь Генерального секретаря

Клином жилплощадь сходилась к окну.

Он ее обнял.

- Никогда не найдут. Тебе нравится?

- Я помыться хочу.

Заложив руки за спину, мальчик на кухне наблюдал за дворовыми окнами, где маячило дезабилье. Стены в кастрюлях и трубах, над головой вперекрест бельевые веревки. Пять газовых плит взрывоопасного вида. Он поставил корытце под кран. Спички питерские: красно-желтая этикетка по-английски. Излишки экспорта. От вспышки газа он отпрянул. Снаружи был Питер, но внутри Ленинград.

- Бог Москву, говорят, наказал.

- Есть за что.

- Правда, что там все проваливается в тартарары?

- Под Москвой.

- А сама?

- Еще держится. Но дышать уже нечем.

- Подышать к нам приехали?

- Отдышаться.

Обогнав, мальчик открыл ему дверь. Александр внес корытце и не расплескал.

- Мадемуазель.

- Тетя не русская?

Александр обернулся.

- А что?

- Просто так. Мама на кухне моется. Я дверь ей держу, чтобы сдуру никто не вошел. Надо тихо, чтоб не плескалось. Но сейчас никого, так что мойтесь спокойно... Мадам.

Александр вышел за ним в коридор. Обои вокруг телефона испещрены номерами. Он снял трубку, набрал неуверенно и, наслушавшись длинных гудков, положил - еще черную, как было в детстве.

Мальчик попросил набрать ему "точное время". Послушал, вернул и вздохнул.

- Загуляла моя мама.

- Право имеет.

- У нее сейчас, знаете, финн. Приезжает к нам на уикэнды. Вы бывали в Финляндии?

- Издеваешься?

- Есть Финляндский вокзал, а поехать нельзя. Почему?

- Потому.

- Это близко. Кроме водки, там все есть.

- Например?

- Сыр "Виола".. Ну, все. Близок локоток, а не укусишь.

- Еще укусишь.

- Не знаю... У этого финна семья.

За дверью вскричала Инеc.

Сведя груди локтями, она стояла в корытце.

- Что это?

- Где?

Ипполит удивился.

- Разве в Москве нет клопов?

Она с трудом распечатала пачку. Франков, сбереженных Инеc, чтобы взять такси от парижского аэропорта домой, хватило на этот блок "Пелл-Мелла", который она перед отъездом купила в магазинчике для иностранцев гостиницы "Украина".

Курили они в коридоре.

Согласно традиции, пойти было некуда. Можно было лишь только уйти. В Петербург - и рыдать до зари. (Или в подъездах е...ся. Или свергнуть на х... режим.)

Сил не было даже по второй закурить.

Вдоль пенала посвечивала леска - индивидуально сушить белье. Они забросили на нее всю одежду и подвесили обувь - прищепками. Тахту от стены отодвинули и застелили взятой из шкафа простыней (под которой был спрятан тамиздатский томик Бродского - "Остановка в пустыне").

- Ложись.

- А ты?

Он ответил цитатой из Кафки:

- Кто-то должен не спать.