|
- Научный атеизм сдавал. - Вот это хорошо. Вообще-то сторожа, особенно из пожилых, к нам неохотно, вы понимае-те... Но против Сатаны у нас два раза в ночь моторизованный патруль. А в случае чего - там пьянь ломиться будет, баптисты, мусульмане, сектанты, разные... оружие имеется. И безотказное. Телефон! - И для наглядности взялся за трубку. На выходе старуха спросила: - Подошел? Тогда чтобы ровно в двадцать ноль-ноль. Ослабив цензуру по случаю лета, в "Хронике" давали "Америку глазами французов". Еще "оттепельный", хрущевский, но все еще запрещенный до 16-ти. Александр прорвался на него впервые, когда ему было тринадцать, и сейчас с волнением ожидал свидания со сценой, где калифорнийка бежит по кромке пляжа Биг Сур, не обращая внимания на медленно, но верно сползающие под мокрой тяжестью полосатые трусы... Без пяти восемь он чмокнул Инеc в ухо. В Комитет вошел под бой стенных часов, но комплимента не дождался. Бабка, как на счетах, перебрасывала в коробке рафинад. - Посчитала. Понял? - Что? - А то что знаю вас, скубентов. И чай не трогай. Вишь, зашит? Цыбик грузинского был заметан черными нитками. Старуха задвинула ящик. Думку, на которой сидела, она унесла с собой в кошелке. Сидеть было жестко. Над головой мотался маятник. Ушла уборщица Аза, молодая и красивая татарка. Спустилась другая, худая и высокая. Отнесла швабру с ведром и вернулась. Под халатом ситцевое платье на бретельках. Застежка сбоку сколота булавкой, что не скрывает салатовый цвет трусов. Руки исколоты, под мышкой кустик белесых волос, под глазом синяк. - Так чё, слетаю на Смолягу? Я Тосей буду. - Она взболтнула грудь. Поллитру ставишь, вся твоя. - Еще не заработал. - Не голубой? - Обычный. - Я и сама могу поставить. Авансом, а? По обе стороны от входа смотровые оконца. За немытым стеклом мелькнул иностранный силуэт. Сиденье за Александром хлопнуло. Впустив Инеc, он заложился на крюк. - Но это же дворец!.. Он обнял ее сзади и, давая почувствовать сквозь джинсы, привел в движение мускул. - Наш до восьми утра. С собой Инеc принесла кулек маслин из "гастронома" на Смоленской. Но не испанских. Черных греческих. Косточки они обсосали до потери вкуса. Солнце сияло за немытыми оконцами, когда он поднял крюк. "Выпей соку", - сказал он. Глаза у нее были огромные и как в тумане. - С похмелья, что ль? - спросила бабка, принимая объект. В метро все ехали на работу. Положив ему голову на плечо, Инеc уснула, но прежде чем продолжить на матрасе, зачеркнула на стене еще один день. Актовый зал был полон. _ "Красный" диплом на курсе был единственным. Его без лишних слов вручили Перкину. — 41 —
|