- А если они в гости придут? Неудобно. - Вряд ли они придут. Новый год, встреченный у русских парижан под блюдом с двуглавым орлом империи Российской, я выблевываю в свой сортир. На кухне Инеc делает кофе. - А где Анастасия? - Спит. На ней вельветовые джинсы. - Убери руку. Я шевелю пальцами в ее заднем кармане. - Убери, говорю. - Почему? - Весь вечер этой русской на п... смотрел. - Я?! - Не я же. В лоно хочется вернуться? Окно заиндевело. Я соскребаю, прижимаюсь лбом. Темно. Только одно горит, но почему-то красным светом. Оно зашторено, и жуткий этот свет пробивается по краям. - Не знаю, о чем ты с ней ворковал, но муж ее мне предложил работу. - Неужели? - Домработницей. - Кем? - Ну, бонной... К русским. - Ты - домработницей? - Почему нет? Соцобеспечение хотя бы будет. А то даже к врачу ребенка не сводить. - С твоим дипломом, с языками? Неужели, - говорю я, - неужели твой отец покорил эту пирамиду, чтобы ты... Неужели все это напрасно? Полмира убитых и эта пирамида... - Какая пирамида? Что за бред? - Хеопса! Одним ударом я выбиваю стекло. После паузы осколки разбиваются внизу, в крысином пятачке двора. Она меня втаскивает обратно, и вовремя: сверху, вырвав замазку, лезвием гильотины выпадает часть стекла и разлетается по кухне. Я зажимаю себе запястье. Руку я держу подальше, чтобы не запачкаться в своей крови. Кап-кап - пятнает она плитки. Моя кровь. - Чем же ты писать теперь будешь? - Ногой. В издательстве на рю Жакоб беглый советский писатель выкладывает на стол свою советскую книжку и убирает перевязанную руку. - Рассказы? Во Франции нет спроса, это в Америке... - Что же, мне в Америку бежать? - Роман у вас есть? Чего нет, того нет. - Вот если бы роман... Ступени деревянной лестницы круты по-дантовски и взвизгивают. Из-за стекол кафе "Флор" парижские интеллектуалы, щурясь на солнце, созерцают толчею, а заодно и нас, садящихся на скамью посреди площади Сен-Жермен-де-Пре. Одеты мы на грани приличия, да и бинт мой на руке не первой свежести. Я затягиваюсь до дрожи пальцев на губах, ощущая, как вздувается желвак под ее взглядом. - Страна романа. Я предупреждала... Я отстреливаю окурок. - Пошли. Дома я ввинчиваю лист в машинку. С этой портативки с русским шрифтом началась моя свобода. Над забитым входом в дом напротив проступает замалеванная надпись. Январское солнце уходит с улицы, но верхний этаж еще освещен. Его окна заложены кирпичной кладкой. Выстрела оттуда можно не ждать. - Хочешь кофе? Зная, что в доме этого нет: - Водки! - говорю я, - ма шери. Стакан - и мы с тобой вернемся на круги своя. Но только чтоб граненый и до краев. — 130 —
|