|
* Комбинезон (исп.) ** Ладно (фр.) * * * Александр допивал третий стакан цэдээловского скрюдрайвера, пищеводом чувствуя, как поднимается кислотность от историй про советских невозвращенцев. "Длинная рука" их доставала всюду. Их выбрасывали из небоскребов, заливали в фундаменты домов, топили в бочках, а в расчлененном виде в чемоданах, которые стоят на дне всех европейских рек от Темзы до Дуная голубого. В последнее время, говорил осведомленный литератор, упор на автомобили. Специаль-ные автокомандос смерти размазывают их по стенам, улицы там узкие - ты в Риге был - удобно очень. Александр увидел себя отлипающим с парижской стены, как слой афиш. Картинку он растворил глотком. - Я слышал, - сказал он, - что после Сталина победила другая школа мысли. Что работать надо чисто. - Инфаркты делать? Завсегда. Как этому устроили, певцу протеста. - Он не невозвращенец. - Невозвращенец, сука. - Нет. Ему предложили по израильской. - "Свободу" слушаем? Ничего, он допоется. Конечно же, работать надо чисто. Но важен устрашающий эффект. Взять бегуна и на х... зарубить. - То есть? - А топором б... на х... И лучше не на Западе, а здесь. Как говорится, превентивно. Да заодно с семьей. Тогда бы перестали, падлы, бегать от неизбежности русского ренессанса. Александр допил до дна. Имея в виду контекст литературно-общественных споров той поры, когда скорлупу коммунизма стал изнутри поклевывать фашизм, он заметил: - Вот это, наверное, критик Палиевский и называет свирепый реализм. Вы тоже из свирепых? - Куда, куда вдруг? - Хватка была крепкой, из-под манжеты выглянул кончик змеиного хвоста - начало синей татуировки. - Марь Иванна, еще по одной! Сиди, говорю! Или не веришь в ренессанс? В русское наше возрождение? Уронив на стойку мятые рубли, Александр вырвался. - Нусссс-мотри... На улице невозвращенца Герцена было уже темно. Александр поднял воротник и повернул налево, имея целью стоянку на площади Восстания и возвращение домой: зажечь повсюду свет, заглянуть за шторы, закрыться на цепочку и замки, и на кухонный топчан, ухом к взятому напрокат транзистору: "Вы слушаете Радио Свободы из Мюнхена..." Нет, почувствовал он, домой невозможно. И повернул назад, к неблизкому метро. Этика преступного намерения обязывала к самоизоляции, но страх, постыдный и нерастворимый алкоголем, толкал к себе подобным отбросам - писакам, художничкам, разгульным инвалидам мирной армии, взрослым детям политэмигрантов, жертвам опрометчивых отцов, упорствующим в невыезде евреям-русофилам: здесь, мол, центр Апокалипсиса... — 135 —
|