- Ну, и глупо, что так, - ворчала Харитина (она всегда на него ворчала. Как председатель сельсовета поздравил с законным браком, так и заворчала). - Во все времена чистоглазым одно занятие: на себе пахать заместо трактора. - Ну, что ты, что ты! Напрасно так-то, напрасно. Колька веселым рос, добрым. К ребятам тянулся, к старшим. В глаза заглядывал, улыбался - и во все верил. Чего ни соврут, чего ни выдумают - верил тотчас же. Хлопал глазами, удивлялся: - Ну-у?.. Простодушия в этом «Ну-у»? на пол-России хватило бы, коли б в нем нужда оказалась. Но спроса на простодушие что-то пока не было, на иное спрос был: - Колька, ты чего тут сидишь? Тятьку твоего самосвалом переехало: кишки изо рта торчат! - А-а!.. Бежал куда-то Колька, кричал, падал, снова бежал. А мужики хохотали: - Да куда ты, куда? Живой он, тятька твой. Шутим мы так, парень. Шутим, понял? От счастья, что вес хорошо закончилось, Колька забывал обижаться, а только радовался. Очень радовался, что тятька его жив и здоров, что не было никакого самосвала и что кишки у тятьки на месте: в животе, где положено. И поэтому звонче всех смеялся, от всего сердца. А вообще нормальный малец был. В речку с обрыва нырял и ласточкой и топориком. В лесу не плутал и не боялся. Собак самых злющих в два слова утихомиривал, гладил, за уши их дергал, как хотел. И цепной пес, пену с клыков не сбросив, комнатной собачонкой у ног его ластился. Ребята очень этому удивлялись, а взрослые объясняли: - Отец у него собачье слово знает. Правда тут была: Егора собаки тоже не трогали. И еще Колька терпеливым рос. Как-то с березы сорвался (скворечник вешал, да ветка надломилась), до земли сквозь все сучья просквозил, и нога на сторону. Ну, вправили, конечно, швы на бок наложили, йодом вымазали с головы до ног - только кряхтел. Даже докторша удивилась: - Ишь, мужичок с ноготок! А потом, когда срослось все да зажило, Егор во дворе услышал: ревет сынок в сараюшке (Колька спал там, когда сестренка народилась. Горластая больно народилась-то- вся в маменьку). Заглянул: Колька лежал на животе, только плечи тряслись. - Ты чего, сынок? Колька поднял зареванное лицо: губы прыгали. - Ункас… - Чего? - Ункаса убили. В спину ножом. Разве ж можно - в спину-то? - Какого Ун… Ункасу? - Последнего из могикан. Самого последнего, тятька!.. Следующей ночью отец и сын не спали. Колька ходил по сараюшке и сочинял стихи: - Ункас преследовал врага, готовый с ним сразиться. Настиг и начал биться… — 99 —
|