И замолчал, потому что ровная, в нитку траншея делала вокруг ничем не примечательной кочки аккуратную петлю и снова бежала дальше, прямая как стрела. Не веря собственным глазам, прораб долго смотрел на загадочную петлю и не менее загадочную кочку, а потом потыкал в нее пальцем и спросил почти шепотом: - Это что? - Мураши, - пояснил Егор. - Какие мураши? - Такие, это… Рыжие. Семейство, стало быть. Хозяйство у них, детишки. А в кочке, стало быть, дом. - Дом, значит? - Вот я, стало быть, как углядел, так и подумал… - Подумал, значит? Егор не уловил ставшего уже зловещим рефрена. Он был очень горд справедливо заслуженной похвалой и собственной инициативой, которая позволила в неприкосновенности сохранить муравейник, случайно попавший в колею коммунального строительства. И поэтому разъяснил с воодушевлением: - Чего зря зорить-то? Лучше я кругом окопаю… - А где я тебе кривые трубы возьму, об этом ты пе подумал? На чьей шее я чугунные трубы согну? Не сообразил? Ах ты, растудыт твою… Про петлю вокруг муравьиной кучи прораб растрезвонил всем, кому мог, и проходу Егору не стало. Впрочем, он еще терпел по великой своей привычке к терпению, еще ласково улыбался, а Колька ходил сплошь в синяках да царапинах. Егор сразу заметил синяки эти, но сына не трогал: вздыхал только. А через неделю учительница пришла. - Вы Егор Савельич будете? Нечасто Егора отчеством величали, ох, нечасто! А тут - пигалица, девчоночка, а - уважительно. - Знаете, ваш Коля пятый день в школу не ходит. - Как так получается? - Наверное, обидел его кто-то, Егор Савельич. Сначала он дрался очень, а потом пропал. Я его вчера на улице встретила, хотела расспросить, но он убежал. - Неуважительно. - Вы поговорите с ним, Егор Савельич. Поласковее, пожалуйста: он мальчик чуткий. - Конечно, как водится. Спаси бог за беспокойство ваше. Поздним вечером, когда в окнах засветились телеэкраны, Егор застал Кольку в сараюшке. Колька было прикинулся спящим, засопел почище поросенка, но отец будить его не стал, а просто сел на топчан, достал кисет и начал скручивать цигарку. - Учителка твоя приходила давеча. Обходительный человек. Примолк Колька. И поросенок тоже примолк. - Ты ее не тревожь, сынок, не беспокой. У ней, поди, и без нас хлопот-то. Повернулся Колька, сел, глаза вытаращил. Злющие глазищи, сухие. - А я Тольке Безуглову зуб вышиб! - Ай, ай! Что же так-то? - А смеется. - Ну, дык и хорошо. Плакать нехорошо. А смеяться- пусть себе. — 104 —
|