Когда они вернулись домой в Нью-Йорк, Левантер сказал, что ее падения внушают ему тревогу. Мэри-Джейн призналась, что в последние недели падала несколько раз, но заявила, что причина этого – рассеянность и неуклюжесть. Левантер настоял на том, чтобы она прошла тщательное медицинское обследование, и она нехотя согласилась. Через неделю был поставлен предварительный диагноз: раковая опухоль во внутреннем ухе. Вскоре последовало окончательное заключение: рак пустил метастазы в мозг; об операции не могло быть и речи. Несколько недель Мэри-Джейн провела в постели и только в редких случаях узнавала его. Периоды ясного сознания наступали внезапно и так же внезапно заканчивались. В такие минуты сиделка вежливо покидала комнату. Мэри-Джейн говорила с Левантером так, словно он только что откуда-то явился, словно он где-то отсутствовал, а сейчас пришел поговорить с ней, а она все это время его ждала. Левантер сидел на краешке кровати, и они смотрели друг на друга словно впервые, как это нередко бывает после долгого расставания. Мэри-Джейн было известно о своей болезни и о медицинском заключении. Она расплакалась только однажды – когда сказала Левантеру, что ее болезнь поставила крест на том, что она полагала своей миссией: дать ему свободу, предложить такую жизнь, какой бы он жил и сам, получи он такое огромное наследство. Она хотела бы, чтобы он распоряжался ее деньгами без малейшего стеснения и чувства вины, обычно возникающих у наследников, и делал все то, что больше всего интересует его в жизни. – Вместо этого ты женился на растении, – сказала она, – и по закону не сможешь развестись со мной раньше, чем через семь лет, поскольку я признана умственно неполноценной. А если я буду угасать годами? Тогда ты будешь прикован ко мне, не сможешь снова жениться, завести детей. – Ты подарила мне самые прекрасные моменты в моей жизни, – сказал Левантер. Мэри-Джейн взглянула на него, погрузилась в раздумье, потом впала в забытье. Ее глаза продолжали смотреть на него, скользили взглядом по комнате, но сознание пребывало где-то в другом месте. Ее тело еще жило, но она его уже не ощущала. В комнату вернулась сиделка и заняла место у постели Мэри-Джейн. Левантер целыми днями не выходил из квартиры, ожидая малейших признаков ее реакции, заглядывал ей в глаза, которые были открыты, но не видели. Время от времени он кормил Мэри-Джейн и провожал в ванную комнату: она склоняла голову ему на плечо, и он поддерживал ее рукой. Он одевал ее и раздевал, причесывал, помогал купать, досуха вытирал, укладывал в постель. В такие минуты она напоминала младенца. — 170 —
|