|
Вернувшись домой, под тень навеса, бабушка, прежде всего, доставала из колодца ведро холодной воды, выливала на бетонный пол, а я прыгала прямо в лужу и наслаждалась прохладой. Пока я переминалась с ноги на ногу, словно цапля в болоте, бабушка зачерпывала большой эмалированной кружкой воду из ведра и подавала мне. За всю свою жизнь я не пила ничего вкуснее той воды. До пяти часов мы сидели дома, обедали, читали книжки, спали. Дом продувался ветром с лимана, и в нем никогда не бывало жарко, скорее наоборот. Я часами лежала на кровати под окном, уткнувшись в очередной исторический роман. Мне тогда очень нравились истории про королей, прекрасных дам и коварных кардиналов, и я читала, как ненормальная, по сто страниц в день. Родители приезжали на дачу только на выходные, и отец каждый раз привозил мне толстенный том. Его хватало ровно до следующей пятницы. Иногда я даже замерзала под ветерком, выбегала из дому и падала на горячий песок – согреться. Через пять минут становилось жарко и я возвращалась на кровать, под ветерок к благородным принцам. Часам к пяти, когда жара начинала спадать, я уходила на лиман. Туда меня отпускали одну, собственно «отпускали» сказать трудно, поскольку пляж начинался в десяти метрах от наших окон, сразу за обрывом песчаного берега. Обрывом его величали с превеликим почтением, на лимане все было маленьким. «Обрыв» представлял собой скос двухметровой высоты, испещренный черными дырами норок. Кто прятался в этих норках, я так и не выяснила; там всегда было пусто. Лиман бушевал редко; обычно небольшие волны ласково почесывали мелкий песочек, далекие фиолетовые склоны Овидиопольского берега чуть подрагивали в плывущих пластах горячего воздуха. На огромной плоскости блестящей воды, словно впаянные, торчали лодки рыбаков; ловились в основном бычки-песчаники, светлые юркие рыбки. Иногда поднимался ветер, и лиман чернел, покрываясь светлыми барашками, но его буйство никто не принимал всерьез, к нему относились как к большой собаке или корове, домашнему милому зверю, не приносящему беды. Иногда ветер загонял в море пресную воду, и коричневая полоса прижимала к морскому берегу остатки голубой. Но море быстро брало реванш, первое же волнение наполняло лиман морской рыбой, которая слепла в пресной воде и, обезумев, металась по лиману, попадаясь в расставленные мальчишками самодельные сети из старых тюлевых занавесок. Первые годы на дачах еще не провели электричество, и с темнотой наваливалась особая ночная тишина, заполненная стрекотанием цикад, шелестом крыльев летучих мышей, жужжанием машин, иногда проносящихся по шоссе. Негромко грохотала землечерпалка в маленьком порту Затоки, иногда доносилась музыка из транзистора, включенного на одной из дач. Огромные звезды, не замутненные желтым туманом электрических фонарей, влажно переливались над Каролино-Бугазом. — 127 —
|