|
– Тебе не мешает, когда я смотрю, как ты пишешь? – Нет, с искусством не надо так осторожничать. Его надо ставить на место. Знаешь, что Пикассо сказал об искусстве? – Конечно нет. – Он назвал его величайшим обманом в мире. Или мошенничеством, я думаю, он назвал его мошенничеством. – Почему? – Ну, краски, холст, кисти, все это ничего не стоит. Почти ничего. Но когда все это размажешь, наляпаешь там, сям, на этом можно банк сорвать. Мошенничество… – Я ничего не понимаю в искусстве, Анна, но я вижу, когда что-то смертельно серьезно… Она смотрит на меня, ничего не говорит, прижимает голову к моей подмышке, так чтобы я смог ее обнять. Через пару часов я задуваю свечи, Анна спит, и я укрываю нас пледом. Ночью я встаю пописать, слишком много выпито хорошего вина. Пробую не слишком разгуливаться, чтобы потом залезть обратно под плед. Выйдя из туалета, я вижу его. Он стоит в противоположном углу большой комнаты, лица не видно, стоит в тени, лунный свет из окна мансарды падает на рукав его ворсистого пальто. Если бы я не знал, что это он, я бы ничего не заметил. Это могло быть старое пальто на стоячей вешалке, могла быть одна из тех вещей, которые видишь краем глаза, находясь на полпути между сном и бодрствованием. Но я знаю, что это он, я слышу, как он бормочет. Он хочет, чтобы я подошел к нему. Хочет говорить со мной, его голос стар и слаб, он не может добраться до меня. Я делаю вид, что не вижу его. Он продолжает бормотать, но очень слабо, он боится пересечь комнату. Я сразу засыпаю. 28Я просыпаюсь оттого, что Анна делает мне минет. Она умудрилась выудить мой член из боксеров, не разбудив меня. Он напряжен до боли. Анна улыбается и покусывает его. Не знаю, сколько времени это длится, но, кончив ей в рот, я лежу в полной прострации. Она смеется, струйка спермы стекает по подбородку. Она сплевывает в полупустой бокал со вчерашним вином и закуривает. Затем снимает с мольберта холст, кладет на пол, скатывает и засовывает в тубус. Находит в стопке одежды на полу джинсы и натягивает через голову черную кофту с капюшоном. С тубусом на плече идет в ванную, полощет рот и уходит в галерею. Я снова засыпаю. Я просыпаюсь уже по ее возвращении. Утро давно прошло. Она садится верхом мне на грудь. – Вставай, пора идти! – Ты это о чем? – Вставай же… Она поднимается и тянет меня вверх. – Куда мы идем? – Узнаешь, пошли! Я надеваю штаны и натягиваю свитер. – Ты не видела мои носки? – Тебе не нужны носки, эта одна из немногих привилегий, которые есть у нас, психов. — 68 —
|