— Ну? Значит, стриптиз? Ха-ха-ха… — Лолла, это Сара. Сара, Лолла. Хотя нет, вы уже встречались. — Ага, недавно, у Эльсы. — Да уж, у них там была крутая тусовка… Вы еще надолго остались? Когда мы ушли, там что-нибудь было интересное? — Нет-нет. Мы уехали сразу после вас. — Хлину понравилось. Он у нас такой семейный. — Эге… Правда? Хлин у нас юморист. Когда ты спросил про диван… Я уже совсем… — Он просто дразнил их. — А они не поняли. — Ну, они немножко… то есть люди они приятные, и все такое, просто они немного… — Тупые? — Нет, не тупые, а такие… — Жирные? — Не-е… — Милые? — Ну, такие, толстокожие. Да, толстокожие. А ты — подруга Берглинд или как? — Да. — Постой-ка… Ты сейчас у них живешь? — Ага. Я только на Рождество… — Мы разрешили ей остаться. У нее здесь никого нет. — А твои родители, они за границей, что ли? — Да. То есть одна мама. — А отец? — Отец умер десять лет назад. — Ой, извини. — Чего тут извиняться, он же сам умер, я тут ни при чем. — Жалко… — Да ты его, наверно, знала… — Правда? Как его звали? — Халлдор Биргисон. — Тот самый Халлдор Биргисон? — Ага. — Который играл в «Коксе»? — Да. — Вот-вот. Я его знала. Дори — он был славный парень. С ним всегда было так интересно. С ним… За ним… Сара переводит взгляд с Лоллы на меня, а мой взгляд падает на две морщинки возле ее глаз: они принадлежат Халлдору Биргисону, басисту группы «Кокс»: глубокие, влажные, как следы колес на грязной улице, а на них свежевыпавший снег — сухая пудра. И такси, едущее по этим следам, как поезд по рельсам, из Сигтуна, старинной империи ковров, до многоквартирника в Альвхейме в 78-м году, и Дори с Сарой на заднем сиденье, басовый палец под (ныне висящей в Колапорте старой) юбкой, а она запрокинула голову, смеется над удачной строчкой Лоллиного отца. А потом — в квартиру холостяка, выделывать сальто в постели. Значит, папа Лоллы и Сара. Которая теперь с папой. Который был с мамой. Которая… Похоже, я что-то пропускаю… Сарин живот худой и гладкий, не растянутый беременностями, только чуть-чуть морщинится после многочисленных курсов похудения, покрыт загаром из солярия под узким черным платьем, переваривает джин с тоником у дверного косяка, который временно заняли Трёст и Марри, а живот Лоллы напротив него не виден под широкой кофтой-курткой-блузкой-рубашкой (что на ней именно, сказать трудно), которая ниспадает с ее грудей, как занавес, а живот — за ним, как интересная сцена: два живота в моих глазах, и — со стороны Сары древнее предание о Лоллиной сводной сестре, которая так и не родилась: выкидыш пятнадцать лет назад, предотвративший появление моих сводных братьев. (Сара — эдакий «герой повседневности», она открывалась некоторым весьма откровенным журналам. В свое время с нее сошло семь потов, прежде чем она решилась публично признаться, что не может иметь детей из-за выкидыша, который случился много лет назад.) — 69 —
|