|
Я огубливаю ее лицо. С открытым ртом. Я огубленный. Загубленный. Не вышло. Она уворачивается. Отпихивает меня. Никаких пощечин. Молчание. Она сидит. Я встаю. Из-за стола. В гостиной. Я стою. У стола. Ищу пятно на ковре. Подхожу к стулу. Сажусь. Закуриваю. Семь затяжек. Семь молчаливых затяжек. — Как ты считаешь, в чем главное различие между мной и мамой в постели? Она хватается за голову и вздыхает. Слышу, как она произносит дежурное «Джизус!». Потом она встает. Собирает бумаги и стоит с ними в руках, смотрит на меня. Как раненый зверь. Ранний зверь. Званый в дверь. Не звал — не верь. — Ты просто идиот. — А ты умная. — Это прискорбно. — Трагедия. Ужасная трагедия. — Скорее постановка ужасная. — Тогда и плакать не из-за чего. — Это действительно так серьезно? — Серьезно не серьезно, а тема для разговора есть. — Чтобы тебе было чем заняться? — Ага. Точно. — Тебе недостаточно, что ты все это смотришь по своему телевизору? Может, тебе лучше в театр сходить? — Вряд ли мне это нужно, если у меня кон… если у меня дома целый троянский конь. — Ты о чем? — Ну, просто… Такая немыслимая штука, которая вдруг появилась в доме, и все думали, что это к счастью, а фигли. И никто не знал, что там внутри. Так ведь? — А что внутри? — Целое войско. Так ведь? — Однако, я бе… То есть я — беда? В этом «бе» что-то есть. Это «бе» — не просто блеянье. — Нет-нет. Скорее, «бе»… — Да? И какая же я «бе»? — Не знаю… Бедная? Бесподобная? Беременная? — Беременная? — Да, наверно… — А почему ты так решил? — Да просто, с языка сорвалось. — С языка сорвалось? — Да… Я же без презерватива… — Понятно… Ты — без презерватива, значит, я — беременна. Ну-ну… — Наверно… — Я не могу забеременеть. — Ну? «У лесбиянок детей не бывает…» — Нет, не в том дело. Я просто не могу. Я десять лет пыталась… — Ну? Зачем? — АХ, ЗАЧЕМ? Я ХОЧУ РЕБЕНКА! Ну начинается. Слезы. Притворные женские слезы. Старинная динамомашинка, которая, очевидно, встроена во всех женщин, со скрипом заводится. Заводится с хныканьем. И ты, Лолла?! Она поворачивается к столу и собирает свои вещи, складывает бумаги в пачку. Нарколог-консультант. Не могущий зачать. Не могущий дать жизнь. Поэтому пытающийся ее изменить. Другим. Безнадега. Вот какое это «бе». В этом что-то было. Я встаю. Очевидно, в знак соболезнования, как в церкви. Рука Папы Римского… Подвигаюсь к ней. Не знаю зачем. Говорю дурацкое (ну вот, еще раз — прогресса, очевидно, не предвидится): — 137 —
|