|
Когда мы впервые начали заниматься семейной терапией, *[Эти комментарии основаны на нашем прошлом опыте. Мы знаем, что, если мы снова встречались с людьми, с которыми мы обучались в прошлом, их идеи менялись. Джанфранко Сеччин и Луиджи Босколо, к примеру, сегодня используют команды наблюдателей-участников.] мы научились организовывать беседу так, чтобы члены семьи разговаривали напрямую друг с другом, и мы могли бы либо получать информацию о их “паттернах взаимодействия”, либо дать им возможность испробовать новую форму взаимодействия. Этот метод работы имел смысл, когда мы были убеждены, что сможем определить или обнаружить то, что лежит “под” проблемой, и когда мы делали упор на изменение поведения. Когда мы просили людей поговорить друг с другом в процессе терапии, мы создавали контекст либо для сбора информации, которую использовали для оценок, направляющих вмешательство, либо для вмешательства, предлагая людям испробовать новые формы поведения. В ходе терапии такого рода, люди либо занимались активной деятельностью, либо слушали нас. Они, как правило, не имели возможности озвучить свои размышления в процессе терапии. Когда мы изучали миланский подход, вместо того, чтобы просить людей поговорить друг с другом, мы научились задавать им по очереди круговые вопросы, которые фокусировались на взаимодействии с другими членами семьи. В случае нашего первого метода работы, если ребенок отказывался ходить в школу, мы могли попросить родителей продемонстрировать, как бы они уговаривали его пойти в школу (при нашей поддержке или без нее). При миланском подходе, мы скорее бы задали бы брату/сестре ребенка ряд вопросов, к примеру, “Кого больше всего огорчает, что твой брат не хочет ходить в школу? Кого еще? Когда твоя мама огорчается, что твой брат не ходит в школу, что делает твой папа?” Круговой опрос в миланском стиле предлагает людям стать слушательской аудиторией для самих себя, своих семей и ситуаций. Слушая ответы других людей, они могут узнать, как их видят другие члены семьи; они могут поразмышлять над взаимоотношениями между другими членами семьи, равно как и между ими самими и членами семьи. В нашей текущей работе, мы все еще взаимодействуем с одним человеком из семьи, тогда как другие слушают. Находясь под влиянием идеи, что мы не раскрываем то, что уже есть, а со-творим опыт и смысл через социальное взаимодействие, мы надеемся, что наши вопросы откроют пространство для новых, предпочтительных нарративов. Итак, имея в виду проблему, описанную выше, теперь мы можем спросить мальчика: “В те дни, когда ты ходишь в школу, как ты побеждаешь страх? Что ты сделал, чтобы подготовить себя к борьбе со страхом таким образом? Как другие члены семьи поддерживали и воодушевляли тебя на то, чтобы ты смог сделать это?” — 173 —
|