|
Далее, мы нашли полезным и удовлетворительным следовать интересам людей. Часто беседа естественным образом подводит их тому, что привело их в терапию. Если это не происходит, мы можем поинтересоваться. Затем мы, как правило, выслушиваем описание проблемы, *[Мы обсуждали это под рубрикой “деконструктивное выслушивание” в Главе 3.] и пока мы слушаем, в некоторый момент мы начинаем задавать деконструктивные вопросы. Недавно, когда мы представляли семинар вместе с некоторыми коллегами (Adams-Westcott и др., 1994), *[Нашими коллегами были: Дженет Адамс-Уэсткотт, Вики Дикерсон, Джон Нил и Джефф Зиммерман.] кто-то спросил: “Сколько деконструктивных вопросов следует задавать?” Джефф Зиммерман ответил: “Столько, сколько потребуется”. Мы привыкли систематически задавать деконструктивные вопросы (в особенности, “вопросы относительного влияния”), однако теперь мы предпочитаем начать задавать “вопросы развития истории” каждый раз, когда присутствует начало истории. Мы можем всегда вернуться к деконструктивному выслушиванию и опросу, если этого требует ситуация. В ходе конкретного интервью мы можем совсем не использовать некоторые типы вопросов. *[Существует множество типов вопросов, которые мы вообще не упомянули. “Опрос интернализованного другого”, разработанный Дэвидом Эпстоном и Карлом Томмом (Epston, 1993b) и вопросы “повторного приветствия”, разработанные Майклом Уайтом (1988b), которые используются при работе с людьми, страдающими от скорби, относятся к этим типам вопросов.] Мы склонны использовать вопросы деконструкции и открытия пространства на начальной стадии беседы, касающейся конкретной проблемы. Мы используем вопросы предпочтения в ходе всего интервью, в особенности в отношении уникальных эпизодов. Если предпочтительный уникальный эпизод определен, мы задаем вопросы развития истории и смысла, часто перемежая их, или задавая несколько вопросов развития истории, а потом вопрос смысла, за которым следуют еще несколько вопросов развития истории. Тем не менее, существует множество исключений из этой общей формы. Например, мы часто опускаем вопросы предпочтения, руководствуясь, вместо этого, тоном голоса, выражением лица и прошлыми заявлениями о предпочтениях. Если члены семьи начинают терапию с описания того, что они хотят, или на что надеются, мы, как правило, реагируем на это как на уникальный эпизод и предлагаем им сочинить историю — порой даже не выслушивая или деконструируя проблемную историю. На выбор, мы можем спросить о проблемной истории через вопросы развития истории, которые противопоставляют прошлое настоящему или будущему таким образом, что сочинение альтернативной истории и изложение проблемной истории переплетаются в ходе всего терапевтического процесса. — 136 —
|