- Кого - ворона что ли? - не сразу уразумела Эвридика. - Никого не вижу, - суеверно боясь даже произнести слово "ворон", настаивала мама. - Он ить не убиенный, а снулый тока! - успокоила ее Эвридика, и от этого речевого оборота глаза у Наны Аполлоновны открылись сами. Открылись - и увидели ворона. - Ой, несчастный какой! И запрыгала Нана Аполлоновна вокруг ворона, против которого она, оказывается, ничего не имела, но надо-ведь-думать-головой, увещевала она дочь, ощупывая птицу. - У него просто упадок сил. - Диагноз наконец был поставлен. Мама Эвридики работала библиотекарем. - А что они едят? Как раз в эту самую минуту зазвонил телефон. - П-п-привет, Алик. П-п-прости, т-ты не знаешь, что едят в-в-во-роны? - Мертвечину, - сказал грубый Алик. - Сегодня на консультации ты забыла тетрадь. - Д-дурак ты, Алик. - Эвридика повесила трубку. Звонок тут же раздался снова. - Свеженькую мертвечинку заказывали? - И короткие гудки. - Смотри, он съел хлебушек! - умилилась мама, гладя ворона по спине. - Ну, с-с-съел так съел, - неожиданно безразлично проговорила Эвридика и уселась в кресло. И в самом деле, чего она притащила этого ворона домой? Нашлась тоже... защитница-всего-живого' "Он, чай, и сам бы подох". И в эту минуту, сделав маленький перелет, ворон очутился на плече у Эвридики. Та, скосив глаза, посмотрела на него с ужасом, а ворон вдруг сказал веселеньким низким голосом: - Res judicata![1] Мама Нана замерла на пути в кухню - одной-ногой-касаясь-пола, другую не зная куда поставить. Что и говорить, на протяжении всего оставшегося вечера Эвридика только и делала что пыталась стимулировать ворона к беседе. Но тот оказался существом молчаливым и на вопросы не отвечал. Он лишь поглядывал на нее умнющим глазом и нахально безмолвствовал: дескать, все-то я знаю и много чего мог бы сказать, да не хочу, потому что и без слов давно уже все ясно с вами, гражданка Эвридика Александровна Эристави. Такое примерно выражение лица было у ворона - и наконец Эвридика отступилась: "Ну и бог с тобой". - Мам, он г-говорить не хочет больше. Д-давай как-нибудь его на-зовем? Давай назовем его... Марк Теренций Варрон. - Кто это - Марк Теренций Варрон? - Один ученый в д-д-древнем Риме. - Да ну... длинно очень. - А о-о-он в Риме, м-м-между п-п-прочим, публичную библиотеку основал! Подробность эта, как и предполагалось, сразила библиотекаря Нану Аполлоновну Эристави. - Коллега, - ласково сказала она, подойдя к Марку Теренцию Варрону. Так и стал жить в семье ворон по имени Марк Теренций Варрон, с этого памятного вечера обожаемый всеми домочадцами. Правда, бабушка все порывалась вымыть его яичным шампунем: ей казалось, что Марк Теренций Варрон грязный - ну ведь грязный же? - но ей не давали, потому что птицы ухаживают за собой сами. Ворон в семейных разговорах не участвовал (наверное, языка не знал), но все понимали, что молчит он из чистого упрямства и что когда-нибудь он такое скажет!.. Да, любезные друзья, Марк Теренций Варрон еще скажет свое слово на страницах нашего с вами романа, где уготовано ему высокое и прекрасное назначение. Но давайте пока не будем об этом, потому что рано еще, дорогие мои, рано. Все только начинается, как справедливо заметил Петр Ставский, двигаясь в направлении метро "Кропоткинская". — 23 —
|