|
- Та-а-ак, - отнеслась Эвридика. - А чего же ты тут сидишь? - И она одним пальчиком погладила ворона по голове. Тот вел себя спокойно. - Все ясно, ты не просто спокойный, ты больной. Пойдешь ко мне на руки? Она несла его на руках по Пушкинской. Удивительно все-таки смирное существо - даже не трепыхнется. А может, он при смерти? Вот идиотка, куда я его дену! И потом... если он умрет прямо так, в руках... Эвридика заглянула ему в глаза: хорошие оказались глаза, ясные. - Ты тут у меня не умри, смотри. - И вздохнула: - Эх, ворон-ворон, навязался ты на мою голову! В телефонном автомате она держала его под мышкой. Как скрипку. - Алло, мама? Я вот шаль купила. Да, хорошую. Японскую. Ничего не холодная, нормальная. Плотная. В общем, я уже домой иду. Только у меня ворон. Ну как... обыкновенный. Большой такой, серый. Умный. Да нет, птица. Живая. Зачем... я не ловила, он сам. Он просто сидел на карнизе в Столешникове. Заболел, наверное. Или устал. Короче, я его несу, пусть у нас живет. Ну пусть поживет. Да ничего страшного, он тихий. Даже, может быть, ручной... дрессированный, то есть. Нет... не знаю, поддаются, значит. Ладно, привет. ...В час пик неудобно идти по Москве с вороном. Со скрипкой - и то неудобно, но скрипка дело привычное. А ворон - дело непривычное, даже если он тихий и, допустим, дрессированный. Все равно он остается птицей, так что держать его в руках как-то не вполне... естественно. Противоестественно, в общем. А он пригрелся и чуть ли не спит, бродяга. Жалко, что за пазуху не влезет, большой очень... Ноги у него жесткие и неприятные на ощупь. Куриные довольно ноги. То есть лапы, конечно. Войдя в метро, Эвридика одной рукой подняла ворона над головой, а второй предъявила проездной. Дежурная обалдела и, выскочив из будки (как собака, чтоб ее!), заорала вслед: - Совсем с ума посходили! Скоро с крокодилами ездить будут! Назад! Назад! Зря, Эвридика с вороном уже без остатка растворилась в толпе, миролюбиво размышляя: "Если с крокодилами ездить будут, это уже нехорошо, конечно. Со змеями тоже нехорошо - особенно с большими, питонами там, удавами, кобрами... Вообще эти два класса - рептилий и земноводных - надо запретить для провоза в метро. А то собак запрещают, нашли кого запрещать!.." Она все еще держала ворона над головой, потому что иначе его могли задавить в толпе, и создавала вокруг себя эдакие завихрения из наиболее любопытных москвичей-и-гостей-столицы, никогда, что ли, ворона не видевших (?). Допрыгала благополучно до распахнувшейся прямо перед ней двери и, посадив птицу на колени, бухнулась в относительно широкий проем между двумя толстыми бабками, через этот проем, как через реку, обсуждавшими некоего Пахомыча. Из обсуждения Пахомыч получался пьяницей-алкоголиком. Впрочем, тут же сконцентрировалось внимание толстых бабок на вороне. — 21 —
|