Исповедь гипнотизера. Книга 2. Кот в мешке

132

левым глазом.— Дай... дай сюда и иди... Домой". Кукла была у меня, я не мог оторвать от нее рук и ответил ему пинком. Он порозовел. Пошли дальше прогулоч­ным шагом.

Портфели наши тоже остались в раздевалке, на дру­гой день нам их вернули, а вот кепчонка исчезла на­долго... В тот же вечер мы испытали куклу на пустыре, за школой глухих — пострадали только ближайшие стекла.

— Ничего себе куколка.

— Все-таки он был мальчик, притом сверхтипич­ный... После этой истории немедленно выбросил все свои склянки и реактивы, правда, потом кое-что при­обрел снова. "Я не учел, что теория неуместности долж­на иметь неуместное подтверждение",— сказал он.

НИЧЕЙНАЯ БАБУШКА

В первый класс он явился неполных семи лет, с изряд­ными познаниями в классической литературе (которые я могу теперь оценить лишь по смутным воспомина­ниям), со знанием наизусть всего Брема и с представ­лением о теории бесконечно малых. Кроме того, был автором около четырех десятков изобретений, подроб­но описанных в специальной тетради (я запомнил из них только некий универтаз, мухолет, охотничий вело­сипед особой конструкции, ботинки-самочинки, склад­ные лыжи и надувной книжный шкаф), оригинальных иллюстраций к "Приключениям Тома Сойера", научно­го трактата "Психология кошек", оперы "Одуванчик", сказки "О том, как великий йог Вшивананда превра­тился в лошадь и что из этого вышло", многосерийно­го комикса "Сумасшедшая мышь" и прочая и прочая, включая книгу Синих Стихов. Толстая общая тетрадь со стихами, написанными синим карандашом,— стихи он писал только так. Один мне запомнился (не руча­юсь за полную точность).

ПРО ЧЕЛОВЕЧКА, КОТОРОГО НЕ УСЛЫШАЛИ

В морозный зимний вечер, когда легли мы спать, замерзший Человечек

133

пришел в окно стучать.

— Впустите! Дайте валенки! Стучал, стучал, стучал... Но он был слишком маленький. Никто не отвечал.

Тогда он догадался, как много сил в тепле, и прыгал, и катался, и плакал на стекле.

Он слезы здесь оставил, врисованные в лед, а сам совсем растаял и больше не придет.

— Любопытно. Довольно взросло...

— Здесь было и предсказание... А вот из более позд­него, лет через семь — вот какой перелет:

Уснувший шмель, от счастья поседевший, как самурай, ограбивший казну, предав свой сан, раскланиваясь с гейшей, притом припомнив вишню и весну, фонтан и харакири в теплом доме, в смертельной искупительной истоме с шиповника безвольно соскользнул и полетел — хоть полагалось падать — куда-то ввысь, где сон и облака соединила в цепи львов и пагод небрежная, но строгая рука хозяина цветов и расстояний.