166 СТРАННЫЙ ПРЫЖОК ...Был теплый мартовский день, налетал шалый ветерок, отовсюду текло и капало. Мы встретились, как обычно, у ворот дворика дома № 6, в Телеграфном,— отсюда начинался наш традиционный маршрут: за угол, по Сверчкову, Потаповскому и на Чистые. Но на этот раз он не пошел, а встал на месте, неподвижно опустив руки. — Кстонов, слушай. Можно, я спрошу тебя?.. Кетоновым он назвал меня в первый раз. — Ну. — Ты скажи... Ты знаешь, зачем ты живешь? — Чего-чего? — Зачем ты живешь? — Ты что, охренел? — ЗАЧЕМ ТЫ ЖИВЕШЬ? — Да чего ты?.. Ну, чтобы стать... Чтобы было весело... Тьфу, да чё ты пристал?.. А ты знаешь? — Не знаю. — Ну и... — Я всегда думал, что знаю. Потерял. — Ну ты вообще... Ты даешь. А моя Катька вот знает. (Так звали мою тогдашнюю кошку.) Чтобы лопать сырую рыбу. Чтобы гулять, хе-хе, чтобы котята были. Мурлыкать чтобы. А ты не знаешь, хе... — Я НЕ ЗНАЮ. — Ну ты... Я вдруг осекся. Глаза Академика со страшной силой упирались в меня и светились отчаянием. — Клячко,— я попытался взять его за рукав, но рука моя как-то сама собой отошла обратно,— слышь... Пошли. Пошли попиликаем. (То есть на нашем языке поиграем в Пи-футбол или еще как-нибудь поразвле-каемся.) А?.. Опять бабка спать не дала? "Ничейная бабуся" уже второй месяц была очень плоха, и по ночам кричала на одной ноте. — Она вчера умерла. Повернулся и побежал. Перед поворотом за угол переулка споткнулся, но не упал, а подлетел как-то вверх, вскинув руки с растопыренными пальцами, и в этом странном прыжке исчез за углом. С месяц после того мы еще виделись и разговаривали 167 как обычно, но обоим было до головной боли ясно, что этому уже не продолжиться. Что-то между нами разрушилось. ...Пропал внезапно, без подготовки. Утром мать нашла на столе записку: ДО СВИДАНИЯ. НЕ ИЩИТЕ. Я ВАС ЛЮБЛЮ. Я НЕ... Дальше что-то зачеркнутое. Исчез в домашней одежде, ничего с собою не взяв. Обнаружили потом, что куда-то девалась всегда бывшая среди немногих его личных книг "Карта звездного неба" и последняя из объемных моделей Энома. Обрывки разговора, подслушанного возле учительской. Мария Владимировна. А если самоубийство? Николай Александрович. Не думаю. Какая-нибудь авантюра... — Одиночество... Никто его по-настоящему не знал. Мерили общими мерками... — 119 —
|