|
С картинками, любопытно. Ух ты, какие трицепсы у мужика! А я спорт забросил совсем. Вот что почитать надо. Подошел на цыпочках. — Борис Петрович... Боб... Я пошел... Я приду, Боб. Два больших профиля на полу: изуродованный и безмятежный, светящийся — раздвинулись и слились. ...Утром под мелодию «Я люблю тебя, жизнь» отправляюсь на экзамен по патанатомии. Лихорадочно дописываю и рассовываю шпаргалки — некоторая оснащенность не повредит... Шнурок на ботинке на три узла, была-а-а бы только тройка... Полотенце на пять узлов, это программа максимум... Ножницы на пол, чайную ложку под книжный шкаф, в карман два окурка, огрызок яблока, таблетку элениума, три раза через левое плечо, ну и все, мам, я бегу, пока, ни пуха ни пера, к черту, по деревяшке, бешеный бег по улице, головокружительные антраша выскакивающих отовсюду котов... ВОЗВРАТ УДИВЛЕНИЯ ...Как же, как же это узнать... откуда я, кто я, где нахожусь, куда дальше, что дальше, зачем... зачем..: нет, нет, не выныривать, продолжать колыхаться в тепловатой водице... света не нужно... я давно уже здесь, и что за проблема, меня просто нет, я не хочу быть, не хочу, не надо, не надо меня мять, зачем вам несущество — ПРИДЕТСЯ СОЗДАТЬ НАСИЛИЕ — застучал метроном... Я проснулся, не открывая еще глаз, исподтишка вслушался. Нет, не будильник, с этим старым идиотом я свел счеты два сна назад, он умолк навеки, а стучит метроном в темпе модерато, стучит именно так, как стучал... Где? Кто же это произнес надо мной такую неудобную фразу... Что создать?.. А, вот что было: я валялся на морском дне, в неглубокой бухте, вокруг меня шныряли рыбешки, копошились рачки, каракатицы, колыхались медузы, я был пере- 105 зрелым утопленником, и это меня устраивало; а потом этот громадный седой Глаз... Метроном все еще стучит, — стало быть, я еще не проснулся, это тот самый дурацкий последний сон, в котором тебя то ли будят в несчетный раз, то ли опять рожают, и можно дальше — ПРИДЕТСЯ СОЗДАТЬ НАСИЛИЕ — метроном смолк. Что за черт, захрипел будильник. Проснулся. Вот подлость всегда с этими снами: выдается под занавес что-то страшно важное — не успеваешь схватить... Вставать, увы, пересдавать проклятую патанатомию. О благодарности (Из записей Бориса Калгана) (...) Не все сразу, мой мальчик, ты не готов еще, нечем видеть. Мы встретились для осуществления жизни. Важно ли, кто есть кто. Мимолетностью мир творится и пишутся письмена. Потихоньку веду историю твоей болезни, потом отдам, чтобы смог вглядеться в свое пространство. Болезнь есть почерк жизни, способ движения, как видишь и на моем наглядном пособии. — 75 —
|