А когда я позвонил ему, замолчавшему надолго, и спросил: «Почему не звонишь?» — он ответил: «Вы спросите: «Как дела?», а мне нечего ответить». А потом он спросил и произнёс эти слова очень строго и напряженно (я чувствовал это): —Рудольф Максимович, так Вы приду И в таком же тоне, также строго и даже повысив голос, я отвечал: —Изобрети что-нибудь сам. Найди свою И после паузы он ответил: —Я постараюсь. ...А я долго не мог отойти от нашего разговора. Судил себя, каждое своё слово. В секун-ДУ, чисто интуитивно выбрал: «Изобрети!» ...И той ночью, когда я проснулся от приснившегося Лёшиного «Не знаю!», я тоже 93 судил себя. До самого утра думал о нашей ситуации, о нашей троице — Лёше, Татьяне Анатольевне, о себе, о задаче, которая нас объединяла. Признавался себе я тогда, что чем дальше, тем нам труднее, не с кем нам в этой далёкой Америке обсудить нашу жизнь, не с кем эмоционально разгрузиться, некому пролить свою слезу. И периодически напряжение в нашей группе нарастает, и всегда это находит своё отражение в работе нашего главного человека, главного звена в нашей цепи (мы действительно скованы одной целью-цепью!) — спортсмена. Вдруг с ним что-то происходит, и он совершает невообразимые ошибки. И ни он, ни мы не знаем, что надо сделать, чтобы подобное не повторилось. Знаю одно: я должен всё выдержать, и никто даже догадаться не должен, что пережито мною и чего стоило мне это переживание преодолеть. И когда после такого «несложившегося» дня Лёша спросит меня: «Вы и сегодня считаете, что день прошёл нормально?», я отвечу, не моргнув глазом и не изменившись в лице: «Конечно! Так и должно быть за неделю до Олимпиады. А видел это я, ты же знаешь, сотни раз». И главное — я вижу это по выражению его глаз — именно этих слов он и ждёт от меня сегодня. Как говорится: многие знают, что жизнь ничего не стоит, но всё равно встают по утрам. И изобретают! Изобретают способы продолжения жизни! И продолжают жить! ...Сколько же раз человек за свою жизнь испуганно шепчет, нерешительно говорит, 94
Осмелюсь предположить, и даже не сомневаюсь, что именно так и было: и первый человек, появившийся на Земле, после первых своих слов, обращенных к Богу: «Я боюсь!», наверняка на вопрос: «Что собираешься делать?», ответил, скорее всего испуганно прокричал: «Не знаю!» Потому что не мог он знать тогда, почему и зачем, по чьей воле появился на этой незнакомой планете, не знал, что ему делать дальше, как и ради чего жить, есть ли смысл бороться и надо ли всегда побеждать. И Бог наверняка ответил человеку: — 47 —
|