Ради чего? Записки спортивного психолога (Загайнов Р.М.)

карманах халата — успел заметить я своим скользнувшим взглядом.

И начинается монолог, и я ловлю каждое его слово. Говорит он совсем тихо, будто только себе, для себя.

«Бесконечная власть у хирурга. Мне никто никогда не сказал: «Сам дурак». Я себя, конечно, контролирую, но это пока всё идёт хорошо. Бывают ошибки от волнения. Во время операции надо обязательно думать об ошибке, о сосуде, который можешь поранить. Операция не должна превращаться в спектакль. Хирург, играющий на публику, это падший хирург. Хороших операций на свете нет. Хирург не может быть довольным и в хорошем настроении. Я не видел весёлых нейрохирургов, он не может быть душой общества.

Сестры — слабое звено. Они плачут после операции. Болезненно реагируют на жёсткость моей интонации, а я таким образом реагирую на ошибки. От медсестёр тоже многое зависит, они этого не знают. Можно

один раз позже дать нож, а если десять раз, то всё может рухнуть.

Операция — это обычная работа. Самоутверждаться — это игра».

...И вот его новый звонок.

Рудольф Максимович, у меня тяжёлая
операция во вторник.
Во сколько?
В десять.
В девять я буду.
Спасибо. У Вас есть ещё для меня ми
нута?
Конечно.
Вы пишете в своей книге, что самая
трудная по последствиям кризисная ситуа
ция для мужчины — это его нереализован
ные возможности.
Да, они переживаются даже тяжелее,
чем поражения, неудача. Не забываются,
потому что всегда живо чувство вины, не
можешь простить себе.
А что делать?
Искать и находить компенсацию. И в
конце концов забыть.
А если не хочется забывать?

...И я, помню, не смог ответить сразу. Сказал:

—Отвечу во вторник.

...И мои ночные раздумья. Что не хочет забыть Вильям Арамович? Скорее всего речь о любимой женщине, потерянной, ушедшей, видимо навсегда. Во вторник моя задача всё это узнать. И ответить на вечный вопрос: «Что делать?»

Всегда думал, что самое интересное — это спорт, и всё другое отбрасывал, считая ма-

лозначимым и неинтересным. И вот вопрос профессора, коллеги, и я не был готов сразу ответить. Жизнь оказывается, сложнее спорта. Да, ещё бы одну жизнь, чтобы всё и всех вспомнить, проанализировать и найти ответы на все вопросы. За одну жизнь ничего не успеть.

* * *

Он мгновенно чувствует, когда я ухожу в себя. И спрашивает:

О чём задумались?
О России. Ты не скучаешь иногда?
Вы знаете, уже нет. Когда уехал Кулик, я
назвал его предателем. Но потом уехал сам. И сей
час я считаю, что не я Россию бросил, а она меня.
На мне две семьи, а мне тренироваться негде. Но
я горжусь, что представляю нашу страну. И когда
стою на пьедестале и вижу поднимающийся наш
флаг, у меня всегда мурашки по телу.

Несёмся обратно, в отель. Он говорит:

— 44 —