История западного мышления

Соответствия между таким представлением о Христе и греческой концеп­цией Логоса не осталось незамеченной христианами эллинистической эпохи. Еще Филон Александрийский, замечательный эллинистический еврейский философ, старший современник Иисуса и Павла, начинал задумываться над иудейско-греческим синтезом, вращавшимся вокруг понятия «Логос»4. Но самое убедительное свидетельство об отношении христианства к эллинской философии мы находим уже в начальных словах Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово (Логос)». Несколько позже произошло необычайное сближение греческой мысли с христианской теологией, наложившее на обе значительный отпечаток.

Столкнувшись с тем фактом, что в культуре обширного Средиземномо­рья уже существует изощренная философская традиция, идущая от греков, образованная часть ранних христиан довольно скоро сочла необходимым увязать эту традицию с собственным религиозным учением. Подобное сближе­ние и отвечало внутренним потребностям христианства, и облегчало проник­новение греко-римской культуры в новую религию. Однако это вовсе не было «браком по расчету»: имевшая большой духовный резонанс платонов­ская философия не только гармонизировала с христианскими концепциями, почерпнутыми из новозаветных откровений, но также помогала им склады­ваться и углубляла их интеллектуальную значимость. Важнейшие платонов­ские принципы ныне обретали свое подтверждение и новый смысл в христи­анском контексте. Существование трансцендентной действительности, обладающей вечным совершенством; верховная власть божественной мудрос­ти над Космосом; первичность духовного по отношению к материальному; сократовская сосредоточенность на «заботе о душе»; бессмертие души и вы­сокие нравственные императивы, посмертное испытание души божественным правосудием; необходимость тщательного самоуглубления; предписание сдерживать страсти и влечения, служа благу и истине; этический принцип, гласящий, что лучше пострадать от несправедливости, чем совершить оную; вера в то, что смерть — это переход к более полноценной жизни; существо­вание изначального состояния божественного знания, ныне временно затем­ненного из-за ограниченности человеческой природы; понятие причастности божественному архетипу; поступательное уподобление Богу как цели челове­ческих устремлений. Для многих интеллектуалов из среды ранних христиан платоновская традиция (невзирая на ее истоки, столь отличные от иудео-христианской религии) являлась сама по себе подлинным выражением боже­ственной мудрости, способным сформулировать в метафизических понятиях некоторые глубочайшие христианские откровения. Так в ходе вызревания христианской культуры в течение первых нескольких столетий ее религиоз­ная мысль развивалась в систематическую теологию и, хотя эта теология была иудейско-христианской по сути, ее метафизическую структуру по праву можно назвать платоновской. Подобное слияние было достигнуто крупней­шими богословами ранней Церкви: в начале — Юстином Мучеником, затем, в более развернутой форме, — Климентом Александрийским и Оригеном, и наконец, что самое важное, Августином.